Революционные народники. Книга для учащихся старших классов

При анализе программных документов кружков и обществ революционного народничества 70-х – начала 80-х гг. сразу бросается в глаза одно обстоятельство: трудное, мучительное изживание российскими революционерами анархистских иллюзий бакунизма. Трудное – потому что бакунизм указывал, как казалось, наиболее прямой и короткий путь к торжеству социализма. Мучительный – избавление от иллюзий происходило не столько в теоретических спорах и дискуссиях, сколько в ходе революционной практики, ценой арестов, ссылок, казней. О постепенном отходе от «классического» бакунизма свидетельствует и программа «Земли и воли». Два ее пункта позволяют сделать такой вывод: признание необходимости сохранения на неопределенный срок государственного устройства после успешного переворота и провозглашение бунта лишь средством агитации крестьян. В программе «Земли и воли» решительно указано, что бунт – не самоцель, не начало всекрестьянского победоносного восстания. Время восстания должно определяться не желанием революционеров, а историческими обстоятельствами и степенью готовности народа. Наконец, само создание централизованной всероссийской организации шло вразрез с теорией Бакунина.

Конечно, это еще не отказ от бакунизма. Программа «Земли и воли» в целом оставалась анархистской. К разрыву со старыми идеями могла привести только практика революционной работы. Прежде всего землевольцы позаботились о заведении типографии. Арон Зунделевич сумел убедить товарищей, что в центре Петербурга можно печатать нелегальную литературу. Он получил на устройство типографии 4 тыс. рублей, отправился за границу, купил там и доставил в Россию все необходимое. За границей он выучился типографскому набору, а позже обучил ему еще четверых товарищей. Первое время наборщицей в типографии работала и Вера Засулич. С 1877 г. в Петербурге на Николаевской улице, в двух шагах от Невского, начала работать типография «Земли и воли». Основное издание организации «Социально-революционное обозрение „Земля и воля“» выходило тиражом в 1,5 – 3 тыс. экземпляров. Хозяйкой квартиры, где размещалась типография, была 40-летняя Мария Крылова. Несмотря на усиливающуюся близорукость, она слыла лучшей наборщицей и была арестована в 1880 г., как солдат на боевом посту, в типографии «Черного передела». Крыловой в работе помогал Василий Бух, сын генерала и племянник сенатора, молодой человек лет 26 – 27 с аристократической внешностью. Бух был великий молчальник, иногда целый день не произносивший ни слова. Третьим работником типографии был Птаха (настоящей фамилии этого человека – Лубкин – не знал в организации почти никто). Птаха из осторожности вообще не прописывался в полиции и жил без паспорта, поэтому не рисковал выходить из квартиры. Этот 22 – 23-летний худой, мертвенно бледный человек остался в памяти товарищей вечно веселым, что-то напевающим. Отсюда, видимо, и шло его прозвище.

В течение четырех лет полиция тщетно пыталась напасть на след типографии. Шеф жандармов генерал Дрентельн в докладе царю сокрушенно признавал:

«Дерзаю доложить, что более 1½ лет безуспешно проводятся розыски подпольной типографии. Охранники не щадят себя, работают все до самых мелких чиновников, сверх силы и все, что по крайнему разумению можно сделать для достижения полезных целей, то делается с полнейшим рвением».

Когда же Дрентельн позволил себе, получив по почте прокламацию, сделать ироническое замечание о качестве бумаги, на которой она была напечатана, то в следующей посылке его ждал сюрприз. Очередная прокламация была специально для него напечатана на великолепной бумаге и надушена.

Однако не ублажать и занимать жандармских генералов была призвана землевольческая типография. Она обеспечивала необходимой литературой народнические поселения в деревне. А там у революционеров не все шло гладко. Оказалось, что одно дело – периодические пропагандистские наезды в деревню, и совсем другое – постоянное проживание среди крестьян. В. Фигнер вспоминала:

«В первый раз в жизни я очутилась лицом к лицу с деревенской жизнью, наедине с народом, вдали от родных, знакомых и друзей, вдали от интеллигентных людей… я не знала, как и подступить к простому человеку».