Поздней осенью 1879 г. на 14-й версте близ Одессы появился новый железнодорожный сторож с супругой. Обычный сторож, крестьянского вида, не старый. В то же время сторож был не совсем обычный, поскольку явился к начальнику дистанции с запиской от барона Унгерн-Штерберга, влиятельного лица на Юго-Западной железной дороге и к тому же зятя генерал-губернатора Одессы Тотлебена. По слухам, новый сторож служил раньше в дворниках у одной знатной дамы, которая, узнав, что его жена страдает туберкулезом, попросила барона дать ее слуге работу на свежем воздухе. Барон черкнул записку, и все устроилось… к удовольствию Исполнительного Комитета «Народной воли». В это время как раз организовывалось покушение на императора при возвращении его из Крыма. Как впоследствии установила полиция, сторожем на железной дороге оказался член Исполнительного Комитета Михаил Фроленко, его «женой» – тоже член Комитета Татьяна Лебедева, а «знатной дамой», побывавшей у барона Унгерн-Штерберга, – еще один руководитель «Народной воли» – Вера Фигнер. Операция протекала успешно, но императорский поезд проследовал не через Одессу, а на Александровск.
Здесь его ожидала другая группа народовольцев во главе с Желябовым. В начале ноября 1879 г. в городскую управу Александровска обратился приезжий купец Черемисов с просьбой отвести ему землю для устройства кожевенного завода. Правда, участок земли он выбрал неподходящий – у самого полотна железной дороги. Черемисов устраивался надолго: привез жену, купил повозку, лошадь, вызвал землемера, обсуждал с живущими у него мастеровыми планы строительства завода. Дел действительно было много: предстояло просверлить железнодорожную насыпь, заложить мины, протянуть провода от насыпи к дороге. «Купец» – Желябов – выбивался из сил. Его «жена» А. Якимова слышит, как по ночам он кричит: «Прячь провода, прячь!» 18 ноября 1879 г. долгожданный царский поезд вынырнул из-за поворота быстро и неожиданно. Кто-то крикнул: «Жарь!» Желябов соединил провода… и – ничего. Не сработала электрическая цепь взрывателя. Мелькнули вагоны, пролязгали на стыках колеса, затих шум…
Теперь вся надежда на группу Перовской, работавшую под Москвой. Перовская и Гартман обосновались в старообрядческом Замоскворечье, вблизи Рогожско-Симоновской заставы (ныне – застава Ильича). Семь километров до Москвы, тут уж железнодорожным сторожем не устроишься и под насыпь мину не подложишь. Остается одно – подкоп[41]
. Что это была за работа! Узкий лаз – галерея с самодельными, постоянно потрескивающими креплениями. Работающий лежа отковыривает комья земли и ссыпает их на лист железа или фанеры, который его товарищи веревкой вытаскивают наружу, в дом. Ночью вытащенную землю разбрасывают ровным слоем по огороду.Александр Михайлов на следствии вспоминал:
«Положение работающего там походило на заживо зарытого, употребляющего последние усилия в борьбе со смертью».
Двигаться можно было только на животе, работали от полутора до трех часов каждый. За день (с 7 до 21 часа) вырывали от 2 до 3 аршин (140 – 210 см). Во время дождя приходилось вычерпывать из галереи по 300 – 400 ведер воды… Не выдержали такого напряжения Морозов, Арончик; да и кое-кто из работавших до конца, боясь обвала и мучительной смерти, брал с собой в галерею яд, чтобы в случае чего покончить с жизнью разом.
Несмотря ни на что, подкоп был готов в срок, но в дело вновь вмешался случай. На одной из станций царский поезд обогнал на полчаса поезд со свитой. Эти полчаса и спасли Александра II. Приняв императорский состав за свитский, народовольцы пропустили его, взорвав мину под четвертым вагоном второго поезда. Однако в этом вагоне находились лишь фрукты, предназначенные для императорского стола.
Граф Адлерберг, ехавший с Александром II в одном вагоне, прибыл из Москвы к месту покушения и ужаснулся – от двух вагонов свитского состава остался, по его словам, «мармелад какой-то». Сам император отнесся к рассказу царедворца равнодушно, он верил в свою счастливую звезду. Но на всякий случай счел необходимым отслужить благодарственный молебен.
Энтузиазма по случаю спасения «обожаемого» монарха в народе не наблюдалось. В Москве решили было провести подписку среди населения для сооружения часовни на месте покушения, но, как с негодованием писали «Московские ведомости», набрали лишь 153 рубля.