Реввоенсовет Республики (6 сентября 1918 г. / 28 августа 1923 г.)

Уже первые встречи с солдатами показали ему, что там, в казармах, готовы слушать оратора любой партии, лишь бы он говорил о революции и свободе. И уже тогда понял, что для политического пробуждения многотысячного гарнизона потребуется длительная и нелегкая работа, а для проведения ее необходимо создать специальную военную большевистскую организацию. Позднее, когда она была создана, сначала как орган ПК, а затем и ЦК РСДРП(б), в ее деятельности активно участвовали и сам Раскольников, и его младший брат Александр Ильин-Женевский, ставший к тому времени прапорщиком.

Когда с 5 марта 1917 года начала выходить возрожденная «Правда», Раскольников поспешил в редакцию, где встретил его старый наставник К. С. Еремеев, тут же рассказавший, какие материалы нужны сейчас. Снова на страницах газеты стали появляться одна за другой статьи Раскольникова. Он уже подумывал о том, чтобы переключиться целиком на работу в Центральном партийном органе. Но вскоре получил партийное поручение: ехать в Кронштадт и возглавить там большевистскую газету «Голос правды».

Дело для него было знакомым, и он с удовольствием отдался ему, в короткий срок создав чрезвычайно популярное издание, пользовавшееся неизменным спросом не только в Кронштадте, но и Петрограде, Гельсингфорсе, Выборге, Ревеле и других городах. Многие материалы в газете написаны его рукой — и передовые, и фельетоны, и исторические статьи, и заметки из местной жизни. Матросы и солдаты с удовольствием читали их, пересказывали, рекомендовали другим. Казалось, судьба и в новых обстоятельствах предопределила ему быть профессионалом-газетчиком. Но случилось так, что как раз в Кронштадте появилось и быстро развилось то качество натуры, о котором, возможно, он и сам раньше не подозревал, — оказалось, что Раскольников умеет находить и налаживать самые тесные контакты с массами на митингах и собраниях, проходивших в ту пору чуть ли не ежедневно, умеет убедить солдат и матросов в правоте своих слов и повести их за собой. Словом, у него проявилось незаурядное ораторское дарование, а это имело в тех условиях огромное значение: кто только не пытался завладеть вниманием кронштадтцев, увлечь их своими лозунгами и призывами. Лучшие ораторы от различных партий приезжали сюда, пытаясь обратить кронштадтцев в свою «веру». Не получалось. Не помогали ни увещевания, ни угрозы. Кронштадт, вырвавшийся в дни Февральской революции из оков палочной дисциплины, унизительной муштры и изощренной системы наказаний, переживал период «митинговой демократии», и часто стихия выплескивалась через край, не считаясь с доводами разума. В этих условиях особенно нужны были люди, чье слово воспринималось с доверием.

Любимцем кронштадтских матросов, солдат и рабочих был Семен Рошаль. Темпераментный, порывистый, в чем-то даже экзальтированный, он легко улавливал эмоции митинговой толпы, и ему не раз удавалось повернуть ее настроение. Но и Раскольникова — оратора совсем иного склада, склонного к рассудительности, — любили слушать, ценя простоту, доходчивость, правдивость его слов. Они, как бы дополняя друг друга, действовали сообща, и с каждым днем крепло их товарищество, возникшее еще в предреволюционную пору.

Раскольников был не только редактором газеты и агитатором — его ввели в состав Кронштадтского комитета большевиков, а в Совете избрали товарищем (заместителем) председателя. В Кронштадте сложилась сильная группа партийных работников, присланных сюда из Петрограда. Это были люди, прошедшие тюрьмы, ссылку, каторгу, суровую школу нелегальной работы, подлинные организаторы рабочих масс. У них Раскольников многому научился. Но далеко не всегда им ни всем сообща, ни порознь удавалось сдержать стихийные революционные порывы.

16 мая случилось непредвиденное — Кронштадтский Совет по предложению фракции беспартийных вынес резолюцию о том, что должность назначенного Временным правительством комиссара упраздняется и Совет берет в свои руки всю полноту власти. Большевистская фракция (правда, в отсутствие Раскольникова и Рошаля) тоже голосовала за это предложение, вызвавшее бурное ликование кронштадтцев. Но совсем иную реакцию это постановление вызвало в правительственных кругах, у руководителей соглашательских партий. Буквально на следующий день на страницах буржуазных и эсеро-меньшевистских газет появились сенсационные сообщения об «отделении Кронштадта от России», о «воцарившейся там анархии».