предоставлял отличную возможность для упражнений рук и ног, и к тому времени, когда я закончила, я очень
взбодрилась.
С огромной деликатностью Стокер стоял ко мне спиной, пока я не завернулась в турецкую одежду, которую оставила
висеть в бане. Хоть он заботился о моей скромности - которой у меня не было, но с его стороны было так
мило подумать об этом - в отличие от своего прежнего настроения, Стокер совершенно не обращал внимания на
свою. Он сбросил свою одежду с безразличным Адама, идущим через Эдем без фигового листа, и проскользнул в
бассейн, несколько раз мастерски проплыв его, пока я расчесывала свои волосы.
Когда он закончил, он подплыл к краю, его темная голова была гладкой, как у тюленя. Он сложил руки на нагретой
плитке, положив подбородок, и долго смотрел на меня.
- Хорошо. Открой мне все, прошу тебя.
Я прокашлялась в манере студента, готовящего чтение. - В четверть второго сегодня днем леди Тивертон вошла в офис
- Носовые? Вся эта таинственная чепуха с Фигги и ее слежкой за мачехой из- за носовых платков? Откуда ты знаешь?
- Очень услужливый клерк был только рад сообщить, что им понравился вкус леди Тивертон. Она выбрала
очень умеренные носовые платки с узкой черной полосой по краю.
- Полутраур, - размышлял он.
- Нам говорили, что она все еще соблюдает траур по первой леди Тивертон. Мы никогда не видели ее в цвете, отличном от серого, - согласилась я. - Я не одобряю нынешнюю моду на показное горе, но должнa приветствовать ее
преданность. Ее любовь к предшественнице кажется мне совершенно искренней.
- И все же Фигги достаточно подозрительна, чтобы выслеживать ее, идущyю по самым невинным делам, как овчарка,
- сказал Стокер. - Для чего?
Мы на мгновение замолчали, обдумывая этот вопрос. Я сформировала свою собственную теорию, и чем больше я
обдумывалa ее, тем больше она мне нравилась.
- Что? - потребовал Стокер. - Ты о чем-то думаешь. Я всегда могу судить по нечестивому блеску твоих глаз, когда идея
поражает тебя.
- Нельзя строить гипотезы без достаточного количества информации, -напомнила я ему.
Он бросил на меня строгий взгляд, слегка смягченный его нынешним состоянием почти наготы. - Пожалуйста, не
читай мне лекции о научных методах. Давай говори, женщина.
- Очень хорошо. Мне просто пришло в голову, что большая часть вычурной прозы, пролитой из-под пера мистера Дж.
Дж. Баттерyорта, заметно детализирована. Возможно, слишком заметно для кого-то за пределами экспедиции.
Он быстро ухватился за идею. - Ты думаешь, что кто-то в экспедиции передает информацию негодяю?
Я пожала плечами. - Почему нет? Мы уже наблюдали, что она является явно странным сочетанием ребенка и
взрослого. Она достаточно авантюрна, чтобы самостоятельно гулять по городу. Почему бы ей не решиться снабдить
отвратительного Баттеруорта зерном для его мельницы?
- Для чего? - спорил Стокер. - Истории расстраивают ее отца, которого она явно обожает.
- Обожает и порицает, - напомнила я ему. - У них колючие отношения. Возможно, она не возражает немного
расстроить его, если это будет
того, ты упускаешь из виду наиболее очевидную мотивацию. Известно, что представители прессы вознаграждают
свои источники.
- Не щепетильные представители прессы, - указал Стокер.
- Мистер Дж. Дж. Баттерyорт производит впечатление обременненого такой обузой, как угрызения совести?
- Не особенно, - признался он. Он покачал головой. - Я до сих пор не могу поверить, что девушка могла опуститься так
низко.
- Я лучше понимаю свой собственный пол, чем ты, - любезно сказала я. - Я знаю ужасы, на которые мы способны.
- У меня самого есть небольшой опыт этого, - сухо напомнил он мне.
- Да, но ты думаешь, что такие чудовищности являются отклонением. В своем щедром сердце ты все еще веришь, что
мы добры и нежны, а мужчины - нет. Короче говоря, мой дорогой, ты слишком романтичен в отношении более
жестокого пола.
Он не спорил. Внезапно он положил ладони на плитку и вытолкнулcя прямо из воды на пол как Посейдон,
поднимающийся из морских глубин. Струйки воды стекали с его тела, переливаясь над напряженными мышцами. По-
настоящему добродетельная женщина отвернулась бы.
Наши упражнения закончились, мы направились в Бельведер в халатах, чтобы забрать вечернюю почту, прежде чем
вернуться в свои помещения, и подготовиться к ужину. Когда я протянула руку к двери, пальцы Стокера сжали мое
запястье. Без слов он кивнул, и я увиделa, что она приоткрыта. Я никогда не уклонялась от конфронтации, но едва ли
была одета для битвы, осознала я с сожалением. Я отступила назад и позволила ему взять на себя инициативу, a сама
вытащила заостренную шпильку из своего греческого узла исключительно в качестве меры предосторожности.