Резерв высоты

— Книги, которые ты сейчас читаешь, написаны разведчиками и о разведчиках, — начал Иван Игнатьевич. — Конечно, не учебники. В них есть факты, события, люди, раскрытые с определенной степенью достоверности. Для непосвященного многие действия кажутся очень эффектными, оригинальными, к ним привлечено основное внимание читателя. Сведения, нужные для специалиста разведчика, опущены. Разведка — это тонкая наука, имеющая свои законы, принципы, методы, и в то же время это сложнейшее искусство. Поэтому, когда будешь читать, подходи к каждому произведению с этих позиций и не забывай законов диалектики.

— Они и здесь нужны? — спросила Нина:

— Может быть, больше, чем в каких-либо других науках. Но, — продолжал Лавров, — человеческая личность в этой профессии играет, пожалуй, решающее значение. Можно постичь многие науки, необходимые разведчику, овладеть определенными способами и приемами ведения разведки, но, если у человека нет твердой убежденности в правоте своего дела, он не станет им. Некоторое время они прогуливались молча.

В эту ночь Нина долго не могла уснуть. Думала об отце, об Анатолии. От отца письма приходили редко. От Фадеева давно не было никаких вестей. Нина вспомнила его прощальные слова и то, как нежно он просил ее беречь себя, какими грустными были его глаза… И тут снова жестко, в более глубоком освещении возникли в ее памяти слова Лаврова: «Чтобы стать настоящим разведчиком, надо этой профессии посвятить всю свою жизнь…»

Нина много думала об этом и пришла к горькому выводу, что до настоящей разведчицы ей еще бесконечно далеко. Ведь даже самым элементарным — собой, своим лицом владеть она не умеет! Лишь заходит где-то рядом речь о зверствах фашистов, у нее начинает учащенно биться сердце, вспоминается мать, погибшая от рук этих изуверов. И тогда неимоверные усилия требуются ей, чтобы скрыть свое состояние.

Мысли Нины снова вернулись к Фадееву. Она тихо встала. Прикрыв абажур гимнастеркой, включила настольную лампу и написала ему письмо.

4

Отогнав немцев к западу от Ростова, советские войска продолжали удерживать инициативу на этом участке фронта. Полк Давыдова получил приказ перебазироваться на полевой аэродром западнее города Шахты.

Перед вылетом на новый аэродром для приема прилетающих экипажей Давыдов распорядился сформировать передовую команду полка во главе с инженером эскадрильи Богданова. Техники, механики и «безлошадные» летчики эскадрильи, не мешкая, погрузили на машины свои вещмешки, парашютные сумки, и передовая команда двинулась в путь.

Николай Овсянников был парень симпатичный, брюнет, веселый и жизнерадостный. Товарищи, наблюдая Овсянникова в работе, поражались энергии и расторопности воентехника первого ранга, и никто не подозревал, какое большое горе он носит в своем сердце. На Гомельщине, оккупированной гитлеровцами, остались его молодая жена и дочь. Чудное создание, дочурку Милочку, он видел, когда ей было всего несколько месяцев. Потом началась война. Иногда у Николая появлялась надежда, что жене удалось перебраться через линию фронта, но трезвый расчет начисто отвергал подобную лишь уйти из родного села и теперь скорее всего скитается где-то по чужим дворам.

Николай тяжело вздохнул и, чтобы развеять горькие думы, углубился в изучение карты. Кто-то постучал в стекло кабины. Обернувшись на стук, Овсянников увидел озабоченное лицо Овечкина, свесившегося из кузова.

— Товарищ инженер, вы дорогу до нового аэродрома хорошо знаете? — спросил сержант.

— Накануне изучил этот маршрут.

— Мне кажется, мы немного влево уклонились. Можно по проселочной выехать на большак — километров десять выиграем в расстоянии, — предложил Овечкин.

На ближайшем же перекрестке машина свернула вправо. Проехали километра два. Овечкин, зорко наблюдавший за дорогой, заметил людей впереди на опушке леса и испуганно закричал:

— Товарищ инженер, на опушке леса немцы!

— Не должно быть! До линии фронта километров тридцать, — ответил Овсянников.

— Немцы, сворачивайте скорей! — настаивал Овечкин.

— Эх, и верно! — забасил Иван Карпович, техник звена. — Завел ты нас, Овечкин!

Машина между тем продолжала идти вперед до тех пор, пока шофер собственными глазами не увидел немцев, и тут же круто развернул полуторку обратно. Находившиеся в кузове люди чуть не вывалились на повороте. Увидев их, немцы открыли стрельбу, вокруг засвистели пули.

Шофер гнал машину на максимальной скорости. Техники и летчики прижались к полу кузова, ожидая, когда машина выберется из этой передряги. С ходу пересекли дорогу, по которой только что ехали, выскочили на пахоту и понеслись по полю поперек борозд.

— Домудрил Овечкин со своими расчетами! Это тебе не в воздухе, тут земля-матушка, от нее отрываться нельзя, — ворчал техник эскадрильи по приборам.

— Не горюй, хоть разомнемся немного, попрыгаем как в былые времена со своими бабами, — пошутил Иван Карпович.