Резервисты

Начкар — хмурый очкастый капитан — вышагивал вдоль строя, обходя лужи. Вся его нахохлившаяся фигура — шея, втянутая в воротник, руки, засунутые глубоко в карманы куртки-американки, — излучала недовольство. За ним тащился дежурный сержант.

Выстроившаяся в ряд смена угрюмо тыкала сержанту магазины для проверки. Тот, с автоматизмом робота, вжимал пальцем верхний патрон.

— Пароль? — бросил капитан, поравнявшись с Хрюшей.

— Работа хорошая… — просипел тот.

Капитан отвернулся.

— Боеготовность я проверил, все в порядке, — доложил сержант, закончив осмотр.

Бойцы распихали боезапас по подсумкам.

— Ну да, — ухмыльнулся капитан, — только так не бывает. И рыкнул: — Фляги к осмотру!!!

Сорок с лишним зеленых армейских фляг, зашуршав «липучками», застыли, протянутые к начкару.

Тот обвел взглядом помятые физиономии новобранцев, шагнул к одному и открутил пробку. Из фляжки потянулся пар.

— Чай… — разочарованно протянул капитан. — Молодец.

Фляжка следующего зашипела у капитана под рукой.

— Тю, — оживился начкар. — Кола. Нарушаем.

— Извините, — не по-уставному пискнул новобранец.

— «Извините» в армии не существует! — успокоил начкар. — Колу в лужу, сам туда же — двадцать раз, вперед.

Загрустивший солдат перевернул флягу — шипящая жидкость плеснула на асфальт.

Сержант кивнул на будку сортира:

— Потом воды наберешь, вон кран.

Из-за угла с ревом вынырнул «нун-нун», раздвигая фарами дождь.

Сержант остановился под фонарем, расправил список, так чтобы свет падал на лист, и зачитал, кого — куда. Данька с Хрюшей попали на Восьмерку.

— Шин-гимель и Драгон в машину! Остальные разошлись по местам.

Караульные влезли в кузов. «Нун-нун» обдал солярным выхлопом и укатил, оставляя на асфальте грязный след.

Бойцы побрели к заранее обговоренным местам, откуда машина подбросит их до постов.

До ворот в парк техники Данька с Хрюшей дотопали за три минуты. Дождь вяло капал с серого ватного неба. Трепаться не хотелось. После дневной беготни все тело ныло, хотелось спать. Они облокотились на сетку забора и молча ждали.

Хрюша похлопал по карманам, выудил украденный на кухне банан. Аккуратно снял шкуру, зашвырнул ее через забор в ковш бульдозера, банан он разломил и протянул половину другу.

Данька, кивком отблагодарив, сглотнул угощение. Его собственная заначка — пачка халвы — пока грелась в наколенном кармане.

Грузовик показался на дороге и, вздымая фонтаны брызг, подкатил к ним, завизжали тормоза. Данька подтянулся, перевалился через борт и сел на жесткую скамейку. У противоположного борта сидели еще двое. Хрюша уселся у кабины и хлопнул рукой по полиэтиленовому окну, крикнув по-русски: «Поехали!» (Водилы поголовно были русские, так что Хрюша не боялся ошибиться.)

«Нун-нун» газанул, заставив пассажиров вцепиться в стойки кузова. Вскоре машина съехала с асфальта в грязь и поплыла, буксуя и взревывая. Капли дождя барабанили по брезенту. В причудливом красноватом свете габаритов из-под задних колес разлеталась грязь.

Наконец выбрались на грунтовку, и, проехав немного, водила ударил по тормозам. Все дернулись.

— Але! — возмутился один из караульных. — Людей везешь!

— Шток,[30] мля, кусмартабок,[31] мля, я цаир![32] — внятно произнес водила и завершил тираду выразительным: — Ннннах…

Новобранец заглох, озадаченный обилием непонятных междометий.

— Седьмой пост, на выход! — пролаял сидевший рядом с водителем разводящий.

Караульные с грохотом посыпались с вышки.

— Оружие на 60 градусов!

Снаружи защелкали затворы. Через минуту в кузов свалился первый и, клацая зубами, забился в угол, за ним уже лез второй, скользя по железному борту и срываясь.

Хрюша дернул его за лямки разгрузки.

— С-с-спасибо… — пробормотал солдат.

— С-са-а![33] — стукнул в окно первый.

Снова море грязи и взревывания двигателя, и крик:

— Восьмерка!

Выползли из кузова в ночь. Справа забор под прожекторами, слева — стеной роща. На обочине переминались с ноги на ногу закоченевшие караульные.

Разводящий не торопясь выбрался из кабины:

— Оружие на 60 градусов.

Стволы взметнулись вверх.

Разводящий, подсвечивая фонариком, проверил патронники. Данька с Хрюшей по команде вставили магазины.

— Вверх, налево по тропинке, — выдал целеуказание разводящий, садясь в машину. «Нун-нун» рыкнул и укатил в ночь.

Тропинка карабкалась по склону, огибая деревья. Через десяток метров поворот влево, и вот она, Восьмерка.

Пост состоял из вкопанной в землю железной конструкции и полевого телефона. Конструкция — два толстых стальных листа, загнутых буквой «с», напоминала письменный стол, с внутренней стороны в ней имелись полочки, на самой широкой помещался телефон.

Панорама с поста открывалась что надо. Внизу белела дорога, за ней высвеченный прожекторами забор, потом сплошное поле грязи и где-то метрах в трехстах — шоссе. Причем сам пост оставался невидимым за деревьями и кустарником.

— Телефон какой-то странный… — Хрюша, вытянув из «стола» телефон, изучал конструкцию, в поисках привычной рукоятки. Внезапно телефон ожил, запищал и сердито замигал красной лампочкой.

Данька снял трубку, вжал тангенту:

— Восьмой, на связи.