Резервный день

Бывает сказка. Тогда и была настоящая сказка. Минус пять по Цельсию. Сухой как формиат цезия, хаотичный как молекулы газов, падающий снег. Кремль на горе. Наш кремль – на небольшой горе. Это Владимирский кремль – на крутой горе, а у нас – на совсем маленькой. Стены белые, в стенах – чёрные бойницы. Отверстия с обратной стороны больше, чем с внешней. Купола церквей подсматривали за нами из-за кремлёвской стены. На площади – настоящие ёлки. Им верхушки срезали – они вширь пошли, их наряжают огромными вырезанными из фанеры фигурками – работами студентов художественного колледжа. Мирошевчане идут нам навстречу: на службу идут, крестятся… Платки женщин припорошены снежком по-разному: сразу понятно, кто долго идёт, а кто – от остановки. По всей видимости, покрываются снегом те, кто живут недалеко, а те, кто приезжают, они в маршрутках подтаяли, и снежный порошок начинает всё с нуля…

– Вот и мы с тобой – все белые, – сказал Дэн, удивляясь и восхищаясь ходом моих наблюдений. – Как эти ёлки.

– Да ну. Разве это белые? Снег – покрытие, мы – покрытые.

– Верно!

– Покрытие легко разрушится при повышении температуры всего на пять градусов.

– Верно, – Дэн улыбнулся и подвёл меня к памятнику преподобного Косьмы.

Серебристые ёлочки, вокруг памятника почему-то никогда не наряжают. На постаменте, у складок каменной одежды аккуратно примостились два каменных башмачка.

Дэн писал в своём проекте о Косьме. Говорили, что это был гениальный проект, который победил заслуженно и справедливо.

– Святой Косьма основал Мирошев-посад, – начал Дэн, поправив несуществующие очки.

– Дэн! Ты покороче, – попросила я. – Как для маленьких.

– Я к тому, что Косьма основал город, а я – возродил наши отношения.

– Ну Дэн… Пожалуйста без спорных параллелей.

– Косьма ходил по лесам, бродил, надо было где-то жить; сподвижники под его руководством вырыли ров. В миру, пока к Косьме не явился кто-то фантастический, светящийся и крылатый, Косьма был строителем – плотником Кузьмой Петровичем. Косьма и теперь считается покровителем строителей. Когда Кремль был построен, сразу начались набеги. Всем же хочется отобрать, украсть на халяву. Косьма отбил атаку турок, татар – кочевников… или разбойников – забыл. Многих жителей Мирошева спас. Но сам был ранен: ему плечо рассекли. Интересно?

– Так интересно! Главное, что просто и без цитат.

– Тогда назло тебе цитата наиз24: «Умирая, Косьма отдал сподвижникам ларчик: в нем лежала сверху икона преподобного Косьмы, мешочек с десятью целковыми и мелким серебром, две изломанные деревянные игрушки, похожие на плотницкие инструменты, и бережно завернутая в бумагу пара истертых сафьяновых башмачков, которые Кузьма Петрович носил в своем ребячестве… Теперь это – реликвии, они хранятся в мирошевских церквях»,25 – оттараторил Дэн.

– Сафьяновые башмачки. А я на памятник и внимания никогда не обращала: памятник и памятник, – я провела рукой, очищая от снега башмачки, они зачернели на белом фоне, стало видно, где у них каменная шнуровка…

– Знаешь, Арина, – сказал Дэн. – Когда я уже написал проект, особенно, когда по региону победил, я часто стал сидеть тут на постаменте. Я, как и ты сейчас, гладил рукой башмачки, просил Косьму помочь мне на всероссийской краеведческой олимпиаде. Перед тем, как ехать в Москву на финал, я от нервов стал ходить не только к Косьме, но и к памятнику Загоскина, и к Вечному огню, и даже в Семенной ездил к мемориалу, и на кладбище в Семенном стал гулять.

– Зачем? – удивилась я. – Ну Вечный огонь тут рядом, у Кремля, недалеко. А в Семенной-то зачем? А на кладбище?

– Понимаешь, Арина, я понял перед всероссийским конкурсом. Сам понял, мне никто не подсказывал: чтобы хорошо рассказать о крае, надо общаться с предками. Походить мимо надгробий, почитать имена, у вечного огня с прадедом поговорить… Мой прадед похоронен совсем в другом месте, на братской могиле в Дмитрове, это западнее. Там он погиб, там почти вся пехота полегла в боях за Москву. А тут – просто мемориал уроженцев Мирошева, ушедших на фронт. Но я всё равно здесь с дедом общаюсь.

– Правильно. – Я встала с постамента: – Твой дед…

– Прадед…

– Он всё равно здесь в разных невидимых мирах витает, хоть и погиб далеко отсюда…

– И тебе не смешно?

– Нет.

– И ты в это веришь?

– Конечно.

– Химик, материалист, и веришь – в духов?

– Ден! – улыбнулась я. – Травы живут один год, полгода, и то шепчут, разговаривают… Я тебе это точно говорю! А тут – души людей, которые давным-давно в Мирошеве жили… Я верю в то, что кто-то иногда, не всегда, но иногда, нас оберегает, помогает.

– Значит, ты веришь в бессмертие?

– Я? – я не знала что сказать, я даже испугалась.

– Да. Ты, Арина.

Я тогда не думала так уж много о смерти. Я знала одно: надо всегда бороться со злом, надо давать отпор врагам, и не надо травить себя продуктами, спиртным и табаком.

– Почему такие сложные вопросы, Дэн?

– Ты же говорила только что, что мой прадед – он здесь.