Резервный день

«Отрава, отрава, яд, засну и не проснусь», – вспомнила я мамины запугивания. Но мамы не было. Мама не шла. Я сидела с пакетом на банкетке. Пакет шуршал в руках. Макс вовсю хрустел чипсами, да так аппетитно. Я всё держала свой пакет осторожно-осторожно, за кончик, всё смотрела на Макса… И нюхала. Воздух нюхала. И – хлопок!– пакет открыла. Я была в восторге от хлопка. Взяла чипсину и тоже стала жевать. Необычно. Солёно-солёно, но вкусно! Я была голодна после тренировки. Гречка на завтрак изо дня в день так мне надоела. Я была крепкой девочкой, не то, что сейчас. Мама говорит, что худой ребёнок – это плохо: у ребёнка должно быть сбалансированное питание, обязательно – запеканка (кальций), обязательно – кисель (желатин), обязательно – варенье (фруктоза), обязательно витамины группы В – зерно и чёрный хлеб, обязательно сливочное масло (группа А), постное масло (группа Е), железо конечно же (постная телятина) и другие микроэлементы (фрукты и овощи).

Мама настучала на Макса тренеру за то, что он «носит чипсы и травит ими других детей». Тренер наказала Макса: сто приседаний. Болезненнее всего – растяжки. А приседания, в общем-то, – ерунда. Я даже не переживала за Макса. Нас часто наказывали. Но после приседаний Максу сказали сделать двадцать рондатов13. Вроде бы и это ерунда: ничего сложного. Но был лимит по времени: четыре минуты на двадцать рондатов. И голова кружится, и смотрят все, прикалываются, особенно Злата и противный вертлявый веснушчатый, белёсый, «линялый», мелкий пацан Моллюск. Макса чуть не вырвало, он так на меня посмотрел, что я поняла, как его мутит и как он меня ненавидит. Он шёл на тренировку из сада после полдника. Полдник – это какой-нибудь кефир с булкой. По дороге Макс опять, понятно, жевал, запивая каким-нибудь «спрайтом». От этого и после пятнадцати рондатов вывернет.

Макс меня возненавидел, стал обзывать и толкать. Злата стала толкаться даже в зале, в строю, на глазах у тренера. А в раздевалке – выключать свет. Подговорит девочек—они выбегут из раздевалки, а я одна – в темноте! Моллюск только обзывался. Он был хилый, худой, «соплёй перешибёшь», как говорила моя мама, но и его острые кулачки оставляли синяки на моих предплечьях.

По всей видимости, и тренер стала хуже ко мне относиться. Во всяком случае, опорный прыжок и сальто с опорой на одну и две руки я делала теперь не первая, а после Златы. Раньше я везде была первая: и в строю, во время разминки, и на всех элементах.

После злополучных чипсов лучшей из девочек стала Злата. Да, если честно, она и была лучшей. Злата на гимнастику вообще с трёх лет ходила и считалась самой способной. Мама говорит, что в спорте больше шансов у простых людей, что народные гены – сильные и выносливые. Злата – дочка парикмахерши, отца она и не знает. Наверное, это и есть народные гены?

6 Злата

Злата росла в парикмахерской. («Сын полка», – говорила о Злате моя мама.) Парикмахерская так и называется – «Старая», она в центре города, на проспекте Красной Армии, за домами Оболтусов, за нашим домом, там, где – спонтанный цветочный рынок, который папа раньше «оберегал», наказывая полицейских, жаждущих получить с торговок мзду. (Теперь это не папина прерогатива, а жаль: цены на цветы выросли). В отличие от цветочного рынка, в Старой парикмахерской цены всегда были дорогие. А «химия» и «краска» у Златиной мамы стоит столько же сколько в Москве. Мама Златы—хороший мастер, виртуоз, «золотая расчёска», но она… странная. Злата говорила, что её мама – толкинистка, но это напоминало мне толокнянку, и больше ни о чём не говорило. Ещё все знали, что мама Златы – «немножко пьяная». Забирая Злату, подруги её мамы так и объясняли тренеру: «Немножко пьяная. Мы заберём. Не бросать же ребёнка». Они и на спектакли Злату водили в ДК, и на «ёлки», и в церковь, а в школу с первого класса Злата с Максом ездила. Сейчас, давно уже, Златина мама пить бросила. Но Злата и раньше ничуть не стыдилась мамы:

–Если чуть-чуть не хряпнет, стричь не может, –Злата так всем и объясняла, кто о её маме спрашивал.

Злату знали все: и мирошевчане, и дачники, и постоянные из года-в-год паломники-туристы. Рядом с парикмахерской была площадка с песочницей, на которой с грудного возраста Злата целый день паслась, как коза на поляне. Тренер по гимнастике её, трёхлетнюю, в песочнице и разглядела. Над Златой никто не трясся, никто ничем её не загружал, никто не бегал во дворец спорта записывать на гимнастику, никто не таскал её на собеседование в гимназию. Директор, и учителя, и секретарь в Старой парикмахерской – постоянные клиенты. В парикмахерской со Златой провели «собеседование», там же и документы для школы приняли. Медицинскую карту Злата в школу только в классе третьем притащила – сама прошла врачей в больничке и постепенно сделала все необходимые прививки, которые ей до школы никто не делал. Школьная медсестра тоже стриглась в Старой парикмахерской и терпеливо ждала карту, терпеливо напоминая из месяца в месяц об опасности подстерегающей гимнастов, не привитых от столбняка.