Резец небесный

Лукашевич ахнул и зажмурился. «МиГ» в пикировании под углом в сорок градусов к горизонту пронёсся перед тупым носом норвежского транспорта почти впритирку – Лукашевичу на мгновение даже показалось, что истребитель задел брюхом выставленную вперёд горизонтальную антенну «Геркулеса» и что сейчас обе машины, объятые пламенем, повалятся в штопор, уходя в последний раз к земле.

Но всё обошлось. Непринуждённо выйдя из пикирования и явно красуясь, Громов крутанул полупетлю.[50] Лукашевич перевёл дух. Да, такое не каждый день увидишь, но лучше бы и совсем не видеть. Ещё он подумал, что если уж он, старший лейтенант, всерьёз испугался, увидев сцену, казалось бы, неминуемого столкновения с расстояния в километр, то какого должно быть экипажу транспорта – небось, наложили в штаны.

Однако Громов на этом не успокоился. Развернувшись в иммельмане, он снова пошёл на сближение, теперь уже – лоб в лоб. Экипаж «Геркулеса» предпринял отчаянную попытку избежать новой опасности, уводя свой самолёт по нисходящей спирали. Но скорости были несопоставимы, и майор успел во второй раз за последние полминуты напугать и экипаж, и Лукашевича. «МиГ» Громова, казалось, чудом не врезался в «Геркулес», в самый последний момент майор рванул ручку управления на себя, рули высоты отклонились до предельного положения, и истребитель свечой ушёл в небо.

– Борт номер 183, – услышал Лукашевич в наушниках спокойный голос друга, – будем продолжать?

– Твоя взяла, командир, – раздался в эфире ответ на русском, произнесённый с характерным акцентом. – Мы идём за тобой…

(Карелия, сентябрь 1998 года)

Ожидание затягивалось, а настроение портилось. Стуколин ежеминутно поглядывал на часы и завидовал чёрной завистью Жене, который по солдатской привычке («солдат спит – служба идёт») прикорнул в кресле водителя, положив руки на руль и низко надвинув кепку. Двигатель грузовика работал вхолостую, по лобовому стеклу шуровали дворники, размазывая капли дождя, который не прекращался с прошлого вечера. Стуколин вздыхал и тосковал. Умение ждать не входило в число его достоинств.

Где-то в ряду стоявших вдоль взлётно-посадочной полосы машин хлопнула дверца. Сквозь пелену дождя Стуколин увидел фигуру, бредущую к грузовику; фигура приблизилась, и Алексей дёрнул за ручку, выбираясь из кабины ей навстречу. Подошедший – им оказался Стриженый, напяливший поверх куртки чёрный полиэтиленовый дождевик, – громко чихнул и выразительно посмотрел на Стуколина.

– Заболеешь тут с вами, – сказал он. – Задерживаются твои друзья, лейтенант.

Стуколин пожал плечами.

– Пойдём, лейтенант, поправимся, – предложил Стриженый. – Коньяк хороший есть.

Стуколин оглянулся на кабину, в которой продолжал посапывать Женя Яровенко.

– Пойдём, пойдём, – отмёл сомнения Стриженый. – Не украдут твоего бойца.

Оскальзываясь в жидкой грязи, они направились к командному «джипу». Влезли на задний диван – мокрые и озябшие. Впереди сидел один из парней Стриженого, водитель.

– Это Олег, – представил водителя Стриженый. – Олег, поставь нам какую-нибудь музычку, – добавил он, обращаясь уже к парню и сделав в слове «музычка» ударение на последнем слоге. – И передай коньяк.

Водитель расторопно выполнил распоряжение шефа. Открыл бар, достал пузатую бутылку коньяка, серебряные стаканчики, всё это передал Стриженому. Потом порылся в бардачке, выбирая кассету. Заиграла довольно бодрая музыка, и Юрий Шевчук своим знаменитым голосом с хрипотцой запел про осень и про небо под ногами.

Стриженый откинул с головы капюшон дождевика и собственноручно наполнил стаканчики тёмно-коричневой жидкостью:

– Ну давай выпьем.

– За что будем пить? – уточнил Стуколин.

– Давай за авиацию. За русскую авиацию!

Стриженый сказал это со значением в голосе, но снова чихнул, расплескав коньяк, чем испортил торжественность момента.

– Давай за авиацию, – согласился Стуколин.

Чокнувшись, они осушили стопки. Стриженый поморщился и занюхал рукавом, словно не элитный коньяк пил, а дешёвую подделку на коньячном спирте. Потом похлопал себя по карманам и достал початую пачку «Marlboro», протянул её Алексею:

– Куришь?

Алексей покачал головой:

– Нет.

– А вы вообще курите? В смысле, пилоты курят? – поинтересовался Стриженый, извлекая за сигаретами зажигалку.

– Курят, – отвечал Стуколин. – Дымят, как паровозы. Но я нет. Здоровье дороже.