Режим бога

Андрей не мог избавиться от этих мыслей, когда при очередном свидании прогуливался вдоль реки с Любой. Она держала его под руку, ветер трепал волосы, они беседовали о какой-то ерунде. Все было умиротворенно и симпатично. Но такой прогулки никогда не было у Фролова, и теперь Зеттатеррону казалось, что он ворует у него эти моменты. Хотя Фролову в данный момент было глубоко все равно, что происходит с некой Соколовой, потому что он просто не знал этого человека. Вспоминая недавние рассуждения о перспективах пребывания сверхсущества в прошлом физического мира, Зеттатеррон уже приходил к выводу, что глупо надеется на передачу эстафеты самому себе из прошлого. Ведь это было его желание спасти Соколову. И его желание гулять сейчас с ней по набережной…

– Ты бы могла убить человека? – этот вопрос Андрея был весьма неожиданным, учитывая предыдущую тему разговора. – Что? – удивилась Соколова. – К чему этот вопрос?

– Просто спрашиваю… Я врач, мы иногда повинны в смерти людей. – Но вы же их специально не убиваете… – Тоже верно. – Андрей, мне иногда кажется, что ты где-то воевал. – Почему? – Ты очень себя странно ведешь. И живешь очень странно… – И вопросы странные задаю. – Вот именно.

– Хорошо, предположим, что я служил в горячей точке врачом. И был вынужден убить человека из огнестрельного оружия. Ты бы так смогла? – А ты знал ответ до того, как смог?

Соколова оказалась более глубокой личностью, чем можно было предположить. Зеттатеррон прокручивал в памяти их многолетнее общение еще с Фроловым, и не мог вспомнить, чтобы она впадала в философские умозаключения. Нет, она была интересной, но видела вещи поверхностно. После потери ног интерес к жизни появился не после какой-нибудь идеологической надстройки, а потому что появилась надежда ходить. А тут девушка копнула глубоко. Или хитро скрыла свое истинное отношение к вопросу. Так или иначе, прощупать почву на тему видений, где Люба расстреляла двух девушек в университете, не удалось. И хотя МИБ сообщала, что мысли об убийстве в голове Соколовой нет, это не значило, что не было предпосылок для этих мыслей.

– Ты действительно был на войне?

Зеттатеррон хотел ответить, что он уже четыре миллиарда лет на войне, но понял, что это будет звучать как странный непонятный сарказм.

* * *

С момента странного звонка некого Данилянца прошло всего два дня, а Пригодин чувствовал, как жизнь превращается в ад. Слова психолога не выходили из головы. В среду в классе Раджабова был урок физкультуры, и Пригодин постоянно наблюдал за Ахсаном, можно сказать ловил его взгляды, но так и не смог понять, правда: то, что ему поведал психолог или нет. В пятницу предстояло сразу два факультатива: дзюдо и шахматы. Можно было отменить шахматный кружок и оставить Ахсана позаниматься дополнительно. Это желание превращалось в навязчивую идею. И тут раздался звонок от Данилянца. Учитель сохранил его номер. И единственное объяснение, какое педагог нашел для себя, почему он это сделал – «на всякий случай». Судя по всему, тот самый случай настал. Пригодин быстрыми шагами зашел в раздевалку. – Алло, – поспешил он ответить на вызов.

– Алексей Олегович, добрый день. Вас опять беспокоит Данилянц, психолог… – Я понял. Зачем вы мне снова звоните?

– Я думал, вы ждали моего звонка, чтобы узнать, как обстоят дела у Ахсана. – Может быть…

– Так вот, спешу вам сообщить, что дела плохи. Вам нужно немедленно прекратить с ним общение.

– Что? Он ходит на секцию дзюдо. Как я могу его выгнать? У него отличные результаты. Что я скажу его отцу, наконец?

– Я провел с мальчиком еще две беседы… Похоже все сложнее, чем я мог предполагать. У Ахсана сильная сексуальная дисфункция. Чтобы начать эффективное лечение, нужно прекратить регулярное общение с объектом ее вызывающую. То есть с вами.

– Как вы это представляете? Я веду в его классе урок физкультуры. Решайте этот вопрос с отцом. Пусть переводит в другую школу…

В этот момент Пригодин осознал, что говорит глупость. Очень большую глупость. Он уже представил, как детский психолог приходит к Раджабову старшому и говорит: «Знаете, ваш сын хочет учителя физкультуры…» Пригодин аж слюну сглотнул, но Данилянц уже переводил разговор в другое русло:

– Я уже сказал вам, что не могу сообщить о данной проблеме отцу. Знаете, что Ахсан сказал мне на последнем сеансе? Если я скажу вам, вы сами прекратите с ним общаться!

Пригодин почувствовал, как предвкушение от возможности узнать подробности беседы возбуждает его.

– Что? – педофил старался сказать это слово с максимальной незаинтересованностью, но это плохо получилось, и вопрос практически прозвучал как томный выдох.

– Он сказал…