Режим бога

– Хозяин, – раздался голос главного среди карликов, после недавней речи он все еще светился от счастья, – мы начинаем или как?

Фролов кивнул.

Лилипуты запустили пилу.

Ломидзе в ужасе наблюдал, как зубья пилы, сливаясь в призрачную кайму диска, безжалостно разделяли доску на две половины; как он, являясь теперь частью пиломатериала, неумолимо приближался к той же участи. Особенно замирало внутри от понимания, что пила начнет свое кровавое действо именно с того места, которым совершалось плотское предательство друга.

– Его сигнал не потух, – слова Андрея не были слышны в писке пилящегося дерева. – Его сигнал не потух… Твою мать! Остановите пилу! – перешел на крик Фролов.

– Хозяин, сейчас он ответит за все! – похоже, карлики уже предвкушали экзекуцию злодея.

– Остановите пилу! – грозно заорал их предводитель.

Диск замер в десяти сантиметрах от причинного места Ломидзе.

– В чем дело, хозяин?

– Его сигнал не потух! Сука! – Фролов со злостью пнул подвернувшееся под ногу ведро с опилками. – Его сигнал не потух, – мучительно выдавливал он снова и снова. – Его сигнал не потух, – Андрей упал на колени, он уже начал производить впечатление сумасшедшего человека. – Его сигнал не потух! Не потух! Не потух! – обезумевший Фролов катался в куче опилок. – Не потух!

* * *

Бородач в сером свитере снова помолодел. Но теперь казалось, что он еще и перенес пластическую операцию. Но изменился ровно настолько, чтобы можно было безошибочно узнать. В свете тусклой желтой лампы его лицо было даже приятно видеть. Потому что оно не ассоциировалось с жизнью ничтожного человека Андрея Фролова, астрал которого валялся в каком-то подвале рядом с трубами и грязными кирпичными стенами…

Глава 7

Если в физическом мире смысл жизни всегда найдется в потребностях еды, одежды и жилья, то астральный – не мог предложить столь базовые ценности. Оттого люди, думающие при своем земном бытие только об обязательном поведении, обеспечивающем выживания их тел, очень часто просто не находили себя после освобождения от бытовых забот. Чем больше человек тратил свою жизнь на необязательное поведение[7], тем легче он адаптировался в потусторонних мирах. И тем ни менее, даже для таких людей астральный мир становился «ловушкой». Ассоциации с физическим планом у астральной копии, плохо управляемые эмоции, оставшиеся земные желания и привычки, которые становились бесполезными и мучительными, зачастую превращали жизнь если не в ад, но в некое «ни рыба, ни мясо», что приводило к растерянности и тупикам.

Если изменяющая жена Вера и предавший друг Ломидзе «отпустили» Фролова довольно быстро, перестать думать о родителях и Соколовой было гораздо труднее. Желание быть с ними и помочь уже неосуществимо, оттого, как любое неудовлетворенное желание приносило страдания. Андрей Фролов слыл достаточно умным человеком, чтобы не увидеть в этом логический капкан. Получалось, что в астральном мире даже положительные стремления заканчивались мучениями. Выходило, что единственный способ избежать боли – избежать эмоций. Но избежать эмоций – означало избежать не только страданий, но и радости. Ведь положительные эмоции даже в необязательном поведении служили основой деятельности. Отказ от них означал смысловой крах существования вообще!

Но ведь методики достижения счастья, путем отказа от эмоций, вполне были известны Фролову и при жизни. В понимании буддизма это было просветление – самадхи. Самадхи достигалось медитацией и приводило к осознанию себя ни как индивидуальности, а как части макрокосмоса, где противоречия между внутренним и внешним мирами отсутствовали. Сиддхартха Гаутама считал это последней ступенью пути, ведущего к прекращению страдания и освобождению от сансары. Андрей решил, что не зря при жизни интересовался буддизмом, полученные знания должны помочь покинуть астральный мир и получить ответы на вопросы. А вопросов было много.

Вскоре после ссоры Веры и Евгения (а она была просто фундаментальной! Фролова удалила номер телефона Ломидзе, решив навсегда вычеркнуть его из жизни, серьезно задумавшись даже о переезде в другой город) Андрей вспомнил о своем путешествии в аду. Там заинтересовал даже не факт того, что он забыл на какое-то время довольно большой промежуток собственной астральной жизни, а то, что в определенный момент перестал ассоциировать себя с хирургом Андреем Фроловым. Превратился в какую-то не постигнутую, но в то же время удивительно родную сущность, – персону, про которую окружающие знали больше, чем он сам. И в этот минуты недолгого отречения от самого себя, он перестал думать о проблемах и чувствах Андрея Фролова, а начал мыслить в других масштабах и нравственно-моральных аспектах. Если бы не это преображение, преданный друг и муж Фролов несомненно бы посредствам карликов и лесопилки сделал бы из одного Ломидзе два. Но что-то остановило. Непреодолимый барьер лежал далеко за пределами жизни хирурга. То была жизнь совершенно другого Существа!