Режим черной магии

— Маталина ушла, но ты — нет. Она хотела, чтобы ты жил, и ты мне нужен. Это эгоистично, но это так. Ты сделал слишком много, чтобы сдаться и не увидеть, чем это закончится. В прошлом году ты сказал, что ты зол из-за того, что ты умрешь, а мы с Айви будем жить дальше, — я обернулась, и печаль в его глазах вызвала вспышку вины во мне, — Жизнь сука, Дженкс. Но если ты не проживешь отмерянное тебе время, в чем тогда смысл?

— Я не знал, что будет так больно, — сказал Дженкс, в его глазах была почти паника. — Она сказала мне жить, но для этого нет причины. Все, что я сделал, было для нее!

Ему было всего восемнадцать. Как я могла помочь ему понять?

Голос Пирса осторожно влился в пахнущий мхом воздух так, словно он принадлежал этому месту.

— Живя, ты не предаешь ее, — сказал он, стоя в одиночестве около пустого камина в дальнем конце комнаты.

— Предаю! — Дженкс встал, удержав равновесие благодаря застрекотавшим крыльям. — Как я могу чувствовать что-то, если ее нет со мной? Она сказала жить, но зачем? Это бессмысленно!

С терпением тяжело доставшейся ему мудрости Пирс поднял глаза.

— Смысл будет.

— Откуда тебе знать? — горько сказал Дженкс. — Ты никогда ничего не делал, пролежав мертвым сотни лет в земле.

Со спокойным лицом Пирс сказал:

— Я любил. Я потерял все, потому что смерть пришла слишком рано. Я видел это твоими глазами. Я пережил это в роли Маталины. Она хотела, чтобы ты жил. Любил. Был счастлив. Вот чего она хотела. Я в этом уверен.

— Ты… — начал Дженкс яростно, потом заколебался. — Расскажи, — прошептал он.

Пирс поставил фигурку богомола обратно на каминную полку.

— Я любил женщину всей своей душой. И я покинул ее, хотя не стремился к этому. Она стала жить дальше, нашла свою любовь, вышла замуж, родила детей, которые сегодня уже старики, но я видел ее лицо на их фотографиях и улыбался.

Я фыркнула, думая, что мой приход сюда просто пародия. Я пыталась помочь Дженксу жить дальше, хотя Пирс прожил больше, чем мы оба вместе взятые. Не по годам, а по опыту.

Казалось, начиная понимать, Дженкс рухнул обратно на кочку мха.

— Когда боль уйдет? — спросил он, обняв живот руками.

Я подняла плечо и позволила ему упасть. Мы все были покалечены, но это сделало нас сильнее, наверное. А может быть, это просто сделало нас более хрупкими.

— Твой разум оцепенеет, — сказал Пирс, — воспоминания затуманятся. Другие займут их место. На это уйдет много времени. Может быть, никогда.

— Я никогда не забуду Маталину, — пообещал Дженкс. — Не важно, сколько я проживу.

— Но ты будешь жить, — Пирс посмотрел на нас в упор. — Ты нужен другим. Ты знаешь об этом. Иначе зачем ты сказал Джаксу забрать сад? Это не свойственно пикси. Это против правил, ты знаешь. Зачем было делать это, если ты не чувствовал ответственности за что-то еще?

Дженкс быстро заморгал, думая об этом, и Пирс встал рядом со мной.

— Ты прыгнул выше головы, пикси, — сказал он. — Теперь тебе придется жить за свои идеи. Тебе придется жить ради них.

Легкая серебряная пыльца посыпалась с Дженкса, он беззвучно плакал.

— Я больше никогда не услышу ее, — сказал он тихо. — Я никогда не узнаю ее мысли на восходе или ее мнение о семенах. Откуда я узнаю, что они прорастут? Она была всегда права. Всегда.

На его лице было страдание, когда он поднял голову. Облегчение разлилось во мне. Он хотел жить. Он просто не знал, как.

Пирс протянул ему его склянку с медом.

— Ты узнаешь. Пойдем со мной в первое полнолуние этой весны. Совершим путешествие по кладбищам. Мне нужно найти свою возлюбленную. Надо положить цветы на ее могилу и поблагодарить ее за то, что она стала жить дальше без меня.

В моей груди, казалось, потяжелело, и мое горло сжалось. Я не могла не задаться вопросом, сравнивал ли Пирс меня со своей любовью из девятнадцатого столетия. Она была той, кем я никогда не смогла бы стать. Я даже не знала, хотелось ли мне быть с мужчиной, который хотел такую женщину.

— Я пойду, — сказал Дженкс серьезно, не выпив меда. — А ты споешь вместе со мной о Маталине.

Надежда смешалась с грустью, и я пересекла комнату, чтобы его обнять.

— Ты готов идти? — спросила его я.

Маталина хотела, чтобы он сжег их дом.

Глаза Дженкса метнулись к пузырьку в его руке.

— Пока нет.

Я забрала лампочку из его руки.

— Я скучаю по тебе, Дженкс, — сказала я, обнимая его, и испытала потрясение, нащупав крылья за его спиной. — На какой-то миг мне показалось, что ты ушел. Больше так не делай.

Он сделал вздох, потом другой. Дыхание было рваным, полным эмоций.

— Я так по ней скучаю, — сказал он, и неожиданно крепко обнял меня, изливая злые слезы в мои волосы. — Я так чертовски сильно по ней скучаю.

Так я и держала его, слезы снова полились у меня из глаз, пока мы давали друг другу утешение. Это того стоило. Вся чернота на моей душе стоила этого. И никто не убедит меня в том, что это было проклятие. Такого не может быть.

Глава 25