Режим гения. Распорядок дня великих людей

«Работая, я страшно напрягаюсь. Порой нужно встать, побродить по дому, – рассказывал он в 1976-м. – Это плохо для желудка. Чтобы успешно работалось, мне требуется разозлиться, а потом я злюсь еще и оттого, что происходит у меня на странице. Язва болит, приходится глотать таблетки горстями. В общем, что хорошо для книги, скверно для меня».

Дэвид Фостер Уоллес (1962–2008)

«Обычно я работаю сменами по три-четыре часа, разделяя их сном или, типа, какими-нибудь развлечениями с другими людьми и так далее, – объяснял Уоллес в интервью 1996 г. вскоре после публикации «Бесконечной шутки»[146]. – Встаю, типа, в одиннадцать или двенадцать, работаю до двух или трех».

В более поздних интервью Уоллес говорил, однако, что принуждает себя к режиму лишь в том случае, когда работа стопорится. Отрывок из радиоинтервью 1999 г.:

«По истинной правде говоря, я – сперматозоид. Дела либо идут, либо не идут… Сейчас я кое над чем работаю, и у меня никак не выходит. Все спотыкаюсь, а когда я спотыкаюсь, работать не хочется, и я принимаю драконовы меры: “Отлично, сегодня буду работать с 7.30 утра до 8.45 с пятиминутным перекуром”. Эдакая чушь. И вот после десяти, пятнадцати, а с иными книгами, сами знаете, пятидесяти попыток вдруг, внезапно, вдруг начинает двигаться, а уж как задвигается, так и усилий не надо. Тогда-то нужна дисциплина, в смысле оторваться вовремя и вспомнить: “О, у меня же есть отношения, нельзя их терять” или: “Надо в лавку сходить, счета просрочены” и так далее. Так что расписания у меня нет никакого, потому что если я пытаюсь установить режим, то лишь в такие моменты, когда не пишется и все это мучительно».

Марина Абрамович (род. 1946)

[147]

За четыре десятилетия работы в качестве художника-перформансиста Марина Абрамович не раз исполняла номера, требующие потрясающей (а порой и шокирующей) дисциплины и самоотверженности. 12 дней она жила в галерее без пищи; мыла и скребла сырые, кишащие червями коровьи кости; бичевала себя, резала, укладывалась обнаженной на крест из ледяных блоков. Но когда Абрамович не устраивает перформанс и не готовится к очередному выступлению, она превращается в другого человека.

«В личной моей жизни дисциплины не существует», – недавно призналась она. Нет и четкого распорядка дня: «У меня нет никаких ежедневных регулярных дел. Только если мне предстоит выступление, тогда я полностью, целиком сосредотачиваюсь на нем».

Для ретроспективной выставки 2010 г. в Музее современного искусства (Нью-Йорк) Абрамович придумала особо жестокое испытание. Этот номер, «Автор среди нас», предполагал, что Абрамович будет сидеть в зале неподвижно все время работы музея – по семь часов в день, в пятницу – десять часов, и так шесть дней в неделю на протяжении трех месяцев – всего 756 часов перформанса. Посетителям музея предлагали усесться напротив художницы и сидеть столько, сколько захотят. Согласно подсчетам Абрамович, всего она видела против себя 1565 пар чужих глаз. Требовалась серьезная подготовка, чтобы приучить себя выдерживать столько времени без пищи и без посещения туалета. (В прессе высказывались предположения, будто она пользуется катетером или подгузником, но Абрамович настаивала, что держит все в себе.)

Приучать себя к этому режиму художница начала за три месяца до выставки. Главная ее проблема заключалась в том, чтобы продержаться весь день без жидкости. Чтобы обеспечить нужный баланс жидкости своему организму, она стала орошать его по ночам – вставала каждые 45 минут и пила понемногу воды.

«Поначалу я чувствовала себя плохо, не хватало сна, – рассказывает она, – однако потом научилась и могла уже пить воду, практически не просыпаясь».