Читаем Режиссерская энциклопедия. Кино Европы полностью

Замысел последнего фильма своеобразной апокалиптической трилогии "Птички, сироты и безумцы" (совм. с Францией. "Золотая Сирена" режиссеру за "Возраст Христа", "Дезертиры и странники", "Птички, сироты и безумцы" на МКФ в Сорренто, 1969)тесно связан с горы- ким разочарованием и крушением иллюзий, вызванными советской оккупацией в августе 1968 г. Корректируя выводы своего дебюта, Я. возвращается к теме своей молодости и создает еще один фильм-исповедь. Только теперь его герой, окончательно утратив идеалы, лишенный не только объективных условий для существования как личности, но и иллюзий, ищет жизненные ощущения не в слиянии с реальностью, а в уходе от активного участия в ней. В отличие от "Возраста Христа" " Птички..." (как и остальные фильмы режиссера конца 60-х гг.) лишены сюжета в обычном понимании. Все они переводятся в план изображения пространства, где ощущается не течение времени, а неподвижность вечности, которую не может скрыты круговорот, повторяемосты одних и тех же событий. К этой вневременной и внепредельной безграничности стараются приспособиться герои фильма, пытаясь отгородиться от земных страданий собственным бесстрастием. Какджойсовский Улисс, потеряв все, что было ему дорого, не может укорениться ни в своем городе, ни в своей семье, так и трое героев этого фильма, трое сирот, однажды уже обездоленных войной, где погибли их родители, ищут убежище подальше от людей и пытаются найти забвение в странных играх в безумие. С главным героем ленты Йориком зритель впервые встречается в приюте для дефективных детей. Йорик завидует их всегда блаженному состоянию и тому, что им чужды понятия времени и смерти. Следуя их примеру, он отвергает ненужный и жестокий мир реального, предпочитая быть веселым и беспечным безумцем, который живет текущим моментом. Своей игрой в безумие и шутовство (не случайно он носит имя шекспировского шута Йорика) он заражает и друзей. Воздействие на уровне эмоциональных шоков, десакрализация вечных ценностей, деструкция, провокация, коллаж — не только "аттракционы" (в эйзен- штейновском понимании) режиссера, но и безумные игры персонажей его фильма, затеваемые в тщетной надежде найти человеческое счастье в жестоком и холодном мире разрушенных человеческих ценностей. Но ничего хорошего из этого не выходит. История сложных отношений друзей и любовников и их безумств завершается трагически. Андрей убивает Марту (почти цитата из "Преступления и наказания" Достоевского), ждущую от него ребенка, обливает себя бензином и поджигает, не в силах вынести бессмысленность дальнейшего существования. А Йорик бросается в пенящиеся волны. В финале мы видим его плавающим в море, которое символизирует свободу, счастье и чистоту. Йорик-безумец должен умереть, чтобы вернуться в царство свободы и человеческого счастья.

Знаменательно, что акт самосожжения Андрея ("Птички, сироты и безумцы") как признание безвыходности ситуации был придуман и снят за несколько дней до акта самосожжения студента Яна Палаха, протестовавшего против советской оккупации и конформизма отцов. Это магическое взаимопереплетение, взаимопрорастание искусства и реальности сделали картину документом времени, сохранившим атмосферу отчаяния и опустошенности в Чехословакии конца 60-х.

Завершающая трилогию картина "До встречи в аду, друзья" была начата в 1969 г., а завершена спустя 20 лет. Это самая неровная из всех лент Я. Но снята она с не меньшей эмоциональной силой, чем две предыдущие. В фильме встречаются все грешники, творившие зло на земле и продолжающие творить его и на "том свете". Характерная для фильмов этого периода стертость грани между разумом и безумием, демонстративная бессмысленность фабулы (все как в дурном сне, бреду, галлюцинации из-за неопределенности локализации — не то явь, не то сон, не то здесь, не то уже за порогом смерти) в ленте "До встречи в аду, друзья" дополняется отказом от какой-либо сюжетности в пользу образности и метафорики, анатомирования тайных глубин подсознания. Фильм напоминает автоматическую запись спонтанно возникающих в сознании ярких фантастических образов, причудливой смеси фрагментов внезапно распавшейся реальности середины XX века. Отчаяние, исступленность, страх, садомазохизм, ужас, абсурд, разгул животных инстинктов заполняют экран, адекватно, по мнению автора, отражая "безумное время", в котором пришлось жить его поколению.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное