Режиссёр. Инструкция освобождения

У меня был реальный бизнес, офис на холме и реклама в газете. Но моя правда невероятно звучала и вызывала только улыбку. Хорошо, что я позаботился о визитках. Печатному слову, где бы оно ни печаталось, верят охотнее, чем сказанному вслух. Если я зайду туда, где бывают люди, и скажу: «Я космонавт», подумают, что я идиот. А если покажу удостоверение космонавта или хотя бы визитную карточку, никто не станет сомневаться, что я летал или полечу в космос. Ведь не все настоящие космонавты по-настоящему летали в космос, но у них есть настоящие бумажки, где написано, что они настоящие космонавты. Моя правда подтверждалась бумажкой.

У меня был диплом психотерапевта, сделанный из настоящего диплома специалиста по химическим технологиям огнеупорных неметаллических и силикатных материалов. Его сделали там же, где визитки.

74

Из бара ушел поздно. Вызвал такси «Чикаго-911». Решил переночевать в офисе, чтобы обжиться. Оставил таксисту несколько визиток. Пусть раздаст или выбросит в окно. Ветер тоже может пригодиться.

Приехал. Открыл дверь, вошел. Сквозь жалюзи просачивался яркий свет и ложился ровными полосами на стену. Я увидел свою тень на полосатом фоне. Смотрел на нее, не снимая шляпы. Достал пистолет. Тень зашевелилась. Не моя, а гангстера из Чикаго тридцатых годов.

Я здесь, с игрушечным пистолетом, а он – в Чикаго тридцатых годов, с настоящим кольтом сорок пятого калибра, а тени у нас одинаковые. Мы смотрим на одну тень, разделенные временем, как влюбленные, разделенные континентами, видят одну луну.

Я боялся сойти с места или как-то по-современному пошевелиться, чтобы не спугнуть магию. Свет и тень. Что еще нужно человеку для счастья?

75

Двумя днями ранее я не знал, что делать, и хотел повеситься, а сейчас я господин в костюме и шляпе. Карманы набиты визитными карточками, которые при желании превратятся в деньги. Одежда пропахла сигарным дымом, а в мой офис на холме свет просачивается сквозь жалюзи. Раньше было понарошку, а теперь по-настоящему. Я психоаналитик. Ко мне придут люди. Я им буду рассказывать, как жить, как делать. Они будут ловить мои слова, впитывать советы. Те слова, что раньше слышали бесплатно, станут для них платными. Это ли не чудо?

Я дрожал от предвкушения. Я был посвященным в тайну, которую никто не знал, словно я среди спящих в палатке летнего лагеря. Вечером все нажрались и спят. Один я не сплю. Ползаю по спящим. Делаю что хочу, а они не просыпаются. Лапаю девок, пинаю пацанов, ведь никто не узнает. Все спят, а если кто проснется, то подумает, что я – сон, и снова уснет. Я могу делать все что захочу, пока все спят. Спрятать вещи, разрисовать фломастером чье-то лицо, поменять спящим позы, уложить недоступную красотку между двумя прыщавыми задротами, которые наяву даже мечтать не смели о таком счастье. Много всякого. А когда они проснутся, то никогда не узнают, что их кое-что связывает. Я главный в этом сонном царстве. Но если еще кто-то не спит, то мне не повезло. С ним придется делиться или притворяться спящим. Все спали, кроме этого малолетки. Но он не знал, что я тоже не сплю. Значит, я на шаг впереди.

На малолетку я больше не сердился. Он, конечно, молодец – раньше меня додумался стать фальшивым психиатром. Сам бы он не додумался. Мал еще. Кто-то ему помогал. Или он подражал кому-то, как я подражаю ему. А тот, кому он подражал, тоже, наверное, подражал, и так, по цепочке, я могу проследить до самого первого и узнать то, чего не знает второй, третий и все последующие.

Я не знаю, зачем мне это нужно, но мне этого хочется. Когда думаю об этом, становится уютно и хорошо, словно у меня есть настоящая цель в жизни, то есть настоящее оправдание всему тому, что со мной происходит.

Я развернул надувной матрас и укрылся заранее припасенным одеялом. Засыпая, вспоминал толпящихся у входа в клуб. Скучающие парни и девушки. Стоят, переминаясь с ноги на ногу, дрожат от предвкушения счастья. Надели на себя все самое красивое и не смотрят друг другу в глаза. Как мотыльки липнут к яркому и блестящему. Послушно и бесстрашно летят в неведомую дыру, откуда сочится яркий свет. Мы одинокие существа, и все, что мы делаем, – все для того, чтобы нас полюбили.

76

В тюрьме уснуть трудно. Всегда ловлю тишину. В шумной хате это сложно. Но я сумел в шуме найти червоточину и прислушаться к ней. Сначала она маленькая, то и дело ускользает. Я долблю ее вниманием. Глубже и глубже, пока не оказываюсь в кромешной тишине. Это темнота звука, а вокруг орет радио, галдят голоса. Так я засыпаю. И просыпаюсь там, где ничего не помню о том месте, где уснул. Где-то в каменном веке, в пещере у костра.