Резидент галактики

О, уникальные и неповторимые граждане единственного в своем роде города! В ваших душах воплотились его контрасты, будто из сферы архитектурной и экономической они вдруг перенеслись в категории психологические и нравственные. Как в городе изобилие звонкоструйных фонтанов в центре соседствует с безводьем в квартирах, величественные строения центра и просторы бульваров сочетаются с крохотными вонючими двориками, полными крыс и помоев, как сказочное изобилие базаров соседствует с неслыханными ценами, так и в вас, дорогие мои соотчичи, сходятся воедино самые противоположные качества. Вы ругаете детей своих за лишние безделушки, а сами, не скупясь, переплачиваете барыгам за деликатесы, изо дня в день копите гроши, чтобы в один день потратить их за праздничным столом, клянете проходимцев и в то же время восхищаетесь их предприимчивостью, безбожны до крайности и до смешного суеверны. Странным все это кажется пришлым людям, а мы привыкли, и уж не видим себе жизни без города нашего, который автор, как и вы, дорогие читатели, несмотря ни на что, считает прекраснейшим на свете.

Побродив неделю по городу, нищие возвращались в родные палестины, где в массивных белокаменных особняках с садами и гаражами ожидали их благоверные супруги. Иметь несколько жен среди них не считалось зазорным, напротив это свидетельствовало о достатке главы семейства. О богатстве этих людей, их алчности и колдовских способностях ходили легенды.

Разумеется, Лала знала, что брак, и не только в их семье, но и во всей округе являлся не столько союзом двух любящих сердец, сколько сделкой, смахивающей на вульгарную торговую операцию, вроде покупки коровы, разве что, «обмывание» покупки длилось немного дольше и обставлялось гораздо торжественнее. Невестам преподносили многотысячные подарки, Брильянтовые наборы умопомрачительной стоимости. В ответ женихам дарили машины и дома. Затем следовали расходы на торжества. Редкая свадьба стоила дешевле двадцати тысяч. Тысячу рублей платили только специально выписанному певцу, около того – музыкантам. Остальные суммы расходовались на трех-, пяти-, семидневное гулянья, повальные обжорства и пьянку. К столам ведрами подавалась икра, пудами – балыки и колбасы, десятки баранов приносились в жертву чревоугодию. Со всей деревни собирались женщины готовить еду и убирать невесту. Потом следовали торжественные шествия с подарками, вывоз невесты на брачный обряд, потом мужчины садились за стол, и гремела музыка, и пелись томные гимны любви и красоте, и плясались зажигательные танцы… Под утро же гостям демонстрировали простыню молодоженов с явственно запечатленными на ней мужественности жениха и добродетельности невесты.

Порой случались и накладки. И со стороны жениха, и с противоположной. Тогда происходили грандиозные скандалы, о которых годами судачили по всему району. Случалось и так, что молодые, впервые узрев друг друга на свадьбе, расходились спустя месяц-другой после регистрации, – и тогда скандалы были еще более яростными, с дележкой подарков и злобной руганью. И все это происходило в восьмидесятых годах просвещенного двадцатого века…

Как и все девушки ее окружения, Лала страстно мечтала выйти замуж, а поскольку девушкой она была рассудительной и здравомыслящей, то давно привыкла к мысли, что до свадьбы жениха не увидит. Однако лелеяла надежду, что муж ее будет хоть и не ровесником ей, но человеком приличным и состоятельным. Красота ее того стоила. Но быть проданной маразинцу? В придачу к двум-трем его женам? Может быть, даже пойти с ними побираться?! Ни за что! Даже за миллион!

(Справедливости ради стоит сказать, что толстый Алим сватал ее не за себя, а за своего сына, владельца придорожного ресторана, хромого заику с перекошенной мордой; что давал он за невесту не миллион, а всего сто тысяч, из которых отец собирался взять только сорок, дабы никто не заподозрил его в корысти, что… Но Лала ничего этого не знала, да и не желала знать).

В три часа ночи она поднялась, оделась, пробралась в гостиную и вытащила из шкатулки деньги – двадцать пять рублей, затем беззвучно выскользнула из дома и пошла прочь. В руках она несла узелок, в котором лежало все ее имущество: смена белья, почти новая кофточка с продранным рукавом и ни разу не надеванные туфли – «лодочки».

За полчаса она дошла до шоссе, которое крутым серпантином сбегало с горного хребта. Вскоре послышалось натужное урчание мотора. И когда дорогу озарили столбы света от мощных «камазовских» фар, Лала вышла на середину шоссе и помахала рукой…

* * *

– Слышь, Мария? Я говорю, и чего это все эти девки такие красивые? Вот какую ни возьмешь красотку – дрянь! А честные девушки… Вон моя Мехри – и работящая, и характер ангельский, а на лицо – смертный грех…

Это Бог нас карает за грехи отцов-матерей. Да и толку что в этой красоте? Любить надо красу душевную. Телесная-то сойдет со временем, а душа – она вечная.

– Что верно, то верно. Да только мужики на душу-то не клюют. Они на таких вот, как эта, летят, прям, как мошки на свет.