Жру! Что мне остаётся делать. Когда запихнул последний кусок хлеба в рот и вылил остатки напитка туда же, нагнулся и подсунул под решётку своё добро. Тут же появился охранник, собрал всё и хотел было уйти, но тут рядом что-то стукнуло. Это был мой сосед по камере. Он пробасил на каком-то непонятном языке, что-то злобное. Я через решётку вопросительно взглянул на охранника. Тот скривился, помотал головой и тихо сказал мне:
– Газ закончился. Сейчас все будут просыпаться. Этот проснулся первым и унюхал жрачку. Поэтому бузит. Жрать хочет.
– Газ?
– Арестантов обычно усыпляют газом, чтоб спокойнее было. Насчёт тебя попросил твой дружбан, поэтому я пустил только половину дозы. Ты и поспал мало. Но если будешь рыпаться и нарушать порядок, пущу полную дозу. Это ясно?
– Конечно.
– Всё. На койку и молчать.
Я кивнул и тихо опустился на койку. Лёг. Закрыл глаза. Сквозь щелочки между век, видел, как охранник тихо отошёл от решётки и скрылся. Скрипнуло его кресло, как обычно бывало, когда он в него садился. Я открыл глаза.
Тишину нарушал мой сосед: ухает, топает, мычит и рычит; чуть погодя я услышал, как загремела решётка; сосед тряс железные прутья и громко рычал что-то на своём языке. А в следующее мгновение раздался
[1] Пупкарь – надсмотрщик в тюрьме.
3.6
День прошёл спокойно… за ним – ещё день. Перемена дня и ночи чувствовалась чисто физиологически, потому что свет в этом подземелье не выключался никогда. Старый охранник сменился новым – в принципе, это единственное, что изменилось.
Крудфрид больше не приходил.
Кормили скудно, но кормили.
На третий день я заметил старого охранника. Он подошёл к моей решётке, пристально посмотрел на меня и сделал какой-то жест, который я совершенно не понял. Он что-то хотел мне сказать? Предупредить? Или же Крудфрид решил через него послать весточку?
Но больше я ничего не узнал. Спрашивать, понятное дело, не стал, потому что соседи по камерам могут всё услышать; поднимется шум, беспорядки – зачем это надо. Ничего не остаётся, только ждать. Ждать неизвестно чего. Но, если подумать, охранник не так просто сделал тот жест. Значит, всё же хотел что-то сказать, и это «что-то» явно связано с Крудфридом. Больше объяснений в мою голову не приходило.
И я решил на всякий случай приготовиться. Ну а что готовиться? Мне – зэку – собирать вещи не придётся – встал, вышел и ушёл… если получится.
Получится! Я почему-то всё время был в этом уверен. Крудфрид не бросит меня тут. Уверен, что не бросит. И если настанет такой момент, когда моя помощь нужна будет ему, я костьми лягу, но сделаю всё, что в моих силах! Таких людей, как он ценить. Порядочные, надёжные люди – это вымирающий вид...
Нары всегда навевали на меня странную философскую меланхолию; мысли перетекают одна в другую, переплетаются, множатся и заканчиваются лишь тогда, когда уединение нарушает охранник или же одолевает сон.
В этот раз меня свалил сон. Отключился я незаметно, как всегда. Действие газа!
Но проспал, очевидно, недолго.
По-моему, меня трясли за плечо.
Открыл глаза: охранник! Он навис надо мной и шипел, приставив палец к губам. Вместо того, чтобы спросить вслух, я вопросительно посмотрел на него. Он понял, что шуметь я не буду и еле слышно сказал:
– Вставай. Вот твоя одежда. – Он бросил на койку лёгкий военный скафандр. – Переодевайся и иди за мной.
Я вскочил с койки. Застучало сердце, в голове спросонья слегка зашумело, но быстро прошло.
Решётка была поднята. В коридоре, как обычно, никого.
Лёгкий ступор быстро прошёл. Я скинул свою арестантскую робу и напялил герметичный костюм. Хм… как по мне шит. Теперь я ничем не отличался от киппонских военных лётчиков. Вот это да. Есть, чему удивиться.
Видя, что я готов, охранник молча вышел из камеры и быстрым шагом направился по коридору. Только один раз обернулся – иду я за ним или нет. А я, естественно, спешил за ним.
Мы миновали несколько камер; за решётками я заметил арестантов, которые мирно спали. Какое-то скверное чувство кольнуло в груди; я вспомнил, что говорил Крудфрид насчёт пленных: их здесь бросят. Флагман улетит, а эти люди будут тут сидеть закрытыми и о них все забудут. Вправе ли я идти сейчас за охранником? Не предаю ли я этих людей, которые спят и даже не подозревают, что происходит? Предаю, конечно. Я слишком мягок? Наверное. Слишком щепетилен? Может быть. Но то, что я шёл за охранником и ни словом не обмолвился про пленных, говорило о том, что я, скорее всего, меркантильный эгоист. Конечно, муторно признавать такое. Всё время говорил о человечестве, что все люди – эгоисты. А сам? Чем я отличаюсь от всех остальных?
Я молча продолжал идти.
Охранник вывел меня по длинному коридору, который полого поднимался вверх, в наполненный народом зал. Все куда-то спешили. Ясно, куда. Наверное, там в космосе сейчас над нами висит тот самый флагман, который и заберёт всех, занесённых в список.