Вообще говоря, после 11 сентября атмосфера в Белом доме стала иной для всех. В службе смотрителей сотрудникам было велено дать свидетельские показания о пережитом в тот день, чтобы сохранить их в архивах. Очарование работы в Белом доме вытеснил страх. Шеф-кондитер Ролан Менье говорит, что он и его сотрудники совершенно не понимали причин столь срочной эвакуации, поскольку на их кухне не было телевизора. Впоследствии он потребовал, чтобы телевизор там установили. После 11 сентября большинство сотрудников решили всегда иметь при себе кое-какую наличность и ни при каких обстоятельствах не снимать с шеи пропуск в Белый дом. Просто на случай, если придется покидать работу в срочном порядке.
Бетти Монкман отвечала за сохранность и инвентаризацию всех значительных предметов искусства и мебели в Белом доме, поэтому ее озабоченность распространялась не только на собственную жизнь, но и на обеспечение сохранности исторических ценностей в чрезвычайной ситуации. К важнейшим из них относятся портрет Джорджа Вашингтона из Восточного зала и рукопись Геттисбергской речи, хранящаяся в Линкольновской спальне.
Вспоминая тот ужасный день, она говорит, что ее до сих пор бесит отсутствие в тот момент внятного плана эвакуации здания. «К нам в офис вбегает эта девица из швейцарской и говорит: «Все на выход, все на выход!», а потом полиция Белого дома командует: «Следуйте на юг!», а потом какие-то другие люди говорят: «Надо идти на север!» Это был полный бардак!»
Тем утром Монкман решила спуститься в бомбоубежище, но на полпути ее осенило: «Боже, если нас разбомбят, я останусь заживо похороненной под обломками». Тогда она развернулась и пошла к Лафайет-сквер. По дороге ее то и дело обгоняли пожарные машины и кареты «Скорой помощи», с ревом сирен несшиеся к Пентагону.
Шайб говорит, что в кризисной ситуации обслуживающий персонал – не приоритет, поэтому не стоит рассчитывать, что Секретная служба о нем побеспокоится. «Мы – прислуга, не бог весть какая важность. Оказавшись там, следует понимать, что на спине каждого работника Белого дома красуется мишень», – говорит он.
Шайбу было грустно видеть, каким бременем стали атаки террористов для президента. Казалось, Буш «в прямом смысле взвалил на плечи всю тяжесть мира». Шайб всегда знал, как еда влияет на настроение, и поэтому перешел с блюд современной кухни на готовку более традиционной еды – «чистой вкуснятины» для поднятия настроения президенту и многочисленным лидерам иностранных государств, приезжавшим выразить свою солидарность и наметить планы на будущее. «Я вернулся к маминому меню», – говорит Шайб.
Обсудить с работниками полученную психологическую травму приезжали консультанты из Военно-морского госпиталя в Бетесде. Клайбер поговорил с одним из них, но не получил никаких проверенных временем советов: «Никогда прежде никто через такое не проходил».
Флористка Уэнди Элзассер говорит, что все еще не может удержаться от слез, вспоминая тот день. В течение нескольких месяцев Менье преследовали панические атаки во время утреннего душа. Жена и сын умоляли его не возвращаться на работу, и он прислушался к словам Гэри Уолтерса, собравшего персонал спустя примерно неделю после терактов и объявившего, что всем, кто чувствует, что не в силах выдержать стресс, лучше уйти.
Но, подобно Биллу Клайберу, Менье не смог заставить себя уволиться. «Поймите, я считаю, что эта работа создана именно для меня. Это мое», – говорит он.
Первая леди Лора Буш была рада тому, что никто не уволился, поддавшись страху. Беседуя со мной, она сказала, что вид вернувшегося к работе персонала резиденции заставил ее почувствовать себя в Белом доме более комфортно. «Мы-то знали, что останемся здесь, и были уверены в своей безопасности, но, с другой стороны, любой из этих людей мог сказать: «Знаете, что-то тут слишком много стресса стало. Пойду-ка я куда-нибудь еще». Но никто так не поступил. Ни один человек».
Эпилог
Буфетчик Джеймс Рэмси о том, как отнеслась бы к его работе в Белом доме его мама
С
тоял очередной изнуряюще жаркий вашингтонский день – столбик термометра показывал 36 градусов в тени. Кондиционер в трехкомнатном таунхаусе на северо-востоке Вашингтона, в котором буфетчик Джеймс Джеффриз живет с 1979 года, включен на полную мощность. Джеффриз сразу же принимается извиняться за недокрашенные стены своей гостиной: «Должен был еще до Пасхи закончить, но мне уже семьдесят два, устаю быстро».