Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

Куда бы сейчас пойти, размышляла Юля. Домой? Там мать. Опять начнется… К брату? Она вспомнила свой последний визит к сводному брату: загаженная квартира, минимум мебели и сам Славик на диване — бледный, похожий на ветвистый обломок сухой березы. На лысом белом черепе — ярко-алые, словно накрашенные, губы, огромные черные зрачки и выпирающие скулы. Щетина. Кругом мусор: банки из-под пива, какие-то бумажки, пепельницы, до хрена пепельниц, и, тем не менее, окурки и пепел по всему дому. Везде вонь: в комнатах воняет лекарствами, немытым телом, лежалой одеждой и продуктами; в туалете воняет аммиаком; в кухне — газом; везде — вонь. И жена — когда-то красивая девушка (Юля видела их со Славой фотографии), за два года совместной жизни превратилась в руину. С нее можно соскребать плесень. Юлю всегда интересовало: что вот уже два года держит эту женщину рядом с опийным наркоманом? Ведь сама-то она не колется… вроде бы… Раньше в Славике было что-то, что удерживало женщин. Раньше в нем было все. А сейчас? Неужели память о живом так сильна, что даже его труп встречается с любовью?

В пятнадцать лет Славик убежал из дому. Он был хиппи: волосы по пояс, руки по локти в бисере. Объездил автостопом весь Советский Союз, знал все главные трассы, как свои фенечки, по полгода жил на чужих квартирах в разных городах: сегодня Кишинев, завтра — Иркутск, послезавтра — Алма-Ата… В хипповских коммунах пристрастился к наркотикам, перепробовал наверное все. Начал с анаши и циклодола, дальше: винт и черный. По возможности баловался кокаином, героином, ЛСД. Пробовал соскочить с одного наркотика при помощи другого. К двадцати шести годам Слава уже мало напоминал человека. Юля сомневалась, что он протянет хотя бы до тридцати.

Юля зашла в класс. Учителя еще не было. Все суетились и шумели. Возле доски стоял огромный Кузя и, громко матерясь, показывал всем пластырь за ухом. Кузя, благодаря Горику, стал вторым героем дня, и класс бегал за ним, как племя за шаманом. На Юлю не обратили внимания; она взяла рюкзак и вышла. Прозвенел звонок.

На первом этаже, у выхода из школы, находился вечно пустующий гардероб, отгороженный толстой решеткой и угрожающе ощетинившийся крюками для одежды. Гардеробом не пользовались — боялись краж. Ученики оставляли верхнюю одежду на вешалках в классах и, при необходимости, носились с нею из кабинета в кабинет.

Возле гардероба сидел за деревянной стойкой одинокий охранник — молодой парнишка в черной спецформе с ярким шевроном на плече. На шевроне был нарисован скорпион (охранная фирма так и называлась «Скорпион»), на боку болталась дубинка. Увидев Юлю, охранник встал.

— Далеко собралась?

Юля остановилась и молча посмотрела ему в глаза. Охранник был коротко стриженый, веснушчатый, с едва пробивающимися усиками. Как и все до него, он был трусоват и фальшиво грозен. Неделя, подумала Юля. Максимум две… Больше он здесь не выдержит. Заклюют. Даже не старшеклассники. Наши. Кузя, Дудник, Мамай и Кича из Димкиного класса…

Пауза затягивалась. Охранник не выдержал взгляда и заскользил глазками по Юлиному телу.

— Сейчас урок идет… — сказал охранник с чуть уловимой неуверенностью.

Юля могла соврать, что она заболела и ее отпустили. Он бы даже не потребовал справку из медпункта. Но ей хотелось играть.

Она подошла к охраннику, обняла его, прижалась, обвивая руками его шею. Парнишка никак не реагировал, лишь оторопело глядел на нее сверху вниз.

— Ты чего?.. — наконец выдавил он.

— Я хочу тебя, — томно промурлыкала Юля, — поехали ко мне… прямо сейчас…

— Я не могу… — пробубнил раскрасневшийся охранник, — у меня смена… я работаю до шести… и вообще… ты чего…

Юля прижалась к нему сильнее, она терлась, как кошка, и скользила ладонями по потной спецформе. У паренька срывало крышу. Юля едва сдерживалась, чтобы не засмеяться.

— Давай прямо здесь, — мурлыкала Юля, нащупывая толстый ремень, — прямо сейчас… ну же… давай, выеби меня…

Юля висела на нем. Он попятился и уперся в звякнувшую решетку гардероба. Юля явно вредила его психическому здоровью. Парень краснел, потел, часто дышал и бубнил: «ты чего…». «Похоже, он еще мальчик, — весело подумала Юля, — мальчик-целочка.» Она захихикала.

В коридоре застучали чьи-то гулкие шаги. Широкая липкая ладонь тут же переместилась с Юлиной попки на ее же талию. Он попытался оттолкнуть Юлю, но она намертво вцепилась в черную спецформу.

Из-за угла появилась Ведьма. Увидев, чем занимается доблестная охрана, она остановилась. Юля, вроде бы только заметившая Ведьму, отошла от парнишки на два шага.

— Нина Васильевна, — сказала Юля невозмутимо. — Он хотел меня изнасиловать. Угрожал дубинкой. Лапал.

Ведьма посмотрела на Юлю так, будто хотела навести порчу. Она ужасала и будоражила воображение. Глаза повыскакивали, как пружины из старого дивана, под щеками что-то затряслось и взбунтовалось, яркий багровый рот расцвел, как чернобыльская роза, обнажая золотые зубы — бутоны.