Резня на Сухаревском рынке

Сёмка остался один. Бутылка уже опустела, всю закуску он тоже съел. Сидеть ему было скучно, так что Рубчик привалился спиной к стене, закинул ногу на ногу и закурил, кося глазом в угол, где Прохор Силантьевич о чем-то переговаривался с надзирателем. Тот сунул руку под стол, получил от лысого бородача какой-то сверток, а потом они снова долго перешептывались. Наконец надзиратель встал и ушел. Прохор Силантьевич посмотрел в сторону Сёмки и махнул рукой, мол, подходи.

Рубчик снова оказался за его столом.

— Подсматривал? — строго спросил Прохор.

— Нет, — соврал Сёмка.

— Вот то-то, малец, — усмехнулся мужик. — Держись правильных людей, тогда и в тюрьме тебе будет помощь и совет.

— Мне бы товарища моего сыскать, — снова завел Рубчик. — Причитается с него, дядя.

— Ничего тебе с него теперь не получить, — махнул рукой Прохор Силантьевич.

— Почему? — удивился Рубчик.

— Укрылся дерновым одеяльцем.

— Чем?

— Помер. Зарезали его на Лазаревском кладбище.

— Кто зарезал? — оторопел Рубчик.

— Уж, небось, кто-то вроде тебя, — мрачно ухмыльнулся Прохор Силантьевич.

Сёмка долго сидел молча, пытаясь привыкнуть к мысли о том, что с Надеждина теперь ему денег не получить.

— А точно ли зарезали? — спросил он наконец.

— Сходи на Божедомку, посмотри, может, его уже туда из части привезли.

— Как же ж?.. — промямлил Сёмка, понимая, что ожидаемых денег он теперь не получит. — Что же ж?..

— Значит, это ты с ним того коллекционера почистил? — спросил Прохор.

Сёмка инстинктивно хотел все отрицать, но Прохор цыкнул языком.

— Да я все знаю, не тушуйся, парень. Николай твой должен был процент отдать за наводочку. Так что его не один ты искал. Только я нашел раньше.

— Ты, что ли, его на дом тот навел, дядя? — спросил Сёмка удивленно.

— А тебе какое дело?

— Эх! — всхлипнул Рубчик. — Думал, погуляю! А теперь без гроша в кармане.

Он загрустил и уронил голову на кулаки.

— Ничо, — прогудел Прохор. — Ты мне только расскажи, где твой товарищ слам ныкал? Вы же добра, небось, много взяли?

— Много! — пьяно кивнул Сёмка. — В Марьину Рощу свезли на хату к его хозяйке.

— Может, оно там?

Рубчик помотал головой.

— Не знаю. Он мне сказал, что придет к пруду уже с выручкой. А если его зарезали, так, наверное, и товар весь забрали.

Прохор почесал шишки на своем лысом черепе.

— Может, оно и так. Адресок все равно скажи, я наведаюсь, проверю.

— А если найдете? Мою долю отдадите?

Прохор зло усмехнулся:

— А как же! Мы — люди честные. Приходи завтра на Сухаревку. Спроси там у любого в антикварном ряду, как найти Маркела Антоновича, все ему расскажи. А приглянешься Маркелу Антоновичу — считай, повезло тебе. Он тебя в дело возьмет, и горя знать не будешь. А теперь ступай, ты мне тут мешаешь.

Маша лежала на мягкой перине с закрытыми глазами и прислушивалась. В доме было тихо, только где-то далеко на кухне стучала ножом толстая кухарка да за окном иногда слышался приглушенный грохот колес по мостовой.

Маша плохо помнила, как ее привели в эту комнату, помогли раздеться и уложили на кровать. Она уснула моментально, без снов, как будто умерла. «И, наверное, лучше, если бы умерла», — подумала она, вспоминая последние подробности вчерашнего разговора на кухне. Из огня да в полымя! Дмитрий Ильич оказался не спасителем, а настоящим сутенером — продал ее в публичный дом «за процентик»!

Ей хотелось заплакать, но слез почему-то не было. Ведь пока ничего плохого с ней не случилось, думала Маша. А даст бог и не случится. Ведь убереглась же она от Рака в его подвале. Но тут она вспомнила Сёмку, свою комнату на втором этаже и все, что там случилось…

Кто-то открыл дверь и вошел. Маша повернула голову.

— Проснулась? — спросила девушка в одной длинной сорочке, с босыми ногами и нечесаными русыми волосами. Маша с трудом узнала в ней ту, которая вчера ночью отвела ее в эту комнату.

Отвечать не хотелось. Девушка подошла, запросто села на ее постель и потянулась.

— Тебя как звать?

— Маша.

— А меня Нюра.

Маша удивилась:

— А разве не Мадлен?

Девушка хохотнула.

— Мадлен — это для них. — Она небрежно махнула рукой куда-то в сторону. — А для своих — Нюра. А еще у нас тут Инезильда, Сафо и Адель. Любка, Верка и Олька то есть. А еще Дуняша. Вот она и точно — Дуняша. А ты, значит, Маша.

— Да.

Нюра-Мадлен почесала над правой грудью и широко зевнула.

— Вчера Петровна велела тебя подучить. Так тут все просто. Как гости приедут, ты сядь пока в сторонке и смотри на нас. Перенимай. Главное — стрясти побольше денег. Вот и вся наука. Поняла, что ли?

Маша пожала плечами.

— Вот это, — Нюрка обвела комнату рукой, — седьмой нумер. Тут и будешь работать. Таз под кроватью, полотенца там. — Она указала на старый шкаф, стоявший в дальнем углу. — Бак с водой в конце коридора.

— Зачем? — спросила Маша.

— Как зачем? — удивилась Нюрка. — Подмываться. После клиента это обязательное дело. Петровна сама следит, чтобы мы ходили чистыми. Здесь с этим строго.

Вдруг в голову ей пришла поразительная мысль.

— Ты что? — громко спросила она. — Впервые?

Маша вздохнула. А Нюрка сказала неожиданно мягко и заботливо: