Сёмка Рубчик все утро прослонялся по берегам прудов, там, где Палиха пересекается со Старой Сущевской. Старший Надеждин выбрал хорошее место — вокруг густо росли кусты, в которых летом можно было наткнуться на спящих пьяниц или нищих, отдыхающих от промысла. Но теперь, по глубокой осени, здесь было пустынно — лучшее место, чтобы разделить деньги, вырученные за добычу. Ночь Сёмка провел на чердаке дома, который раньше делил с младшим Надеждиным. Спал он как убитый, а проснувшись, долго не вставал, вспоминал приключение с той девчонкой, дом, который они обчистили. Сёмка твердо решил вернуться, подкараулить девушку и затащить ее в уголок потемнее — теперь-то уж она ломаться не будет!
Бродя среди кустов, он снова начал вспоминать Машу, но очень скоро приятные мысли были вытеснены волнением — куда пропал старший Надеждин? Неужели он решил деньги оставить себе?
Сёмка не хотел идти в Марьину Рощу, искать там, потому как был должен старухе. Соображая, что ему теперь делать, где искать бритого, он распустил поясок штанов, спустил их и справил нужду тут же в кустах. Оправляя одежду, Рубчик решил: к старухе он пойдет в последнюю очередь. Не то чтобы он боялся этой тетки, просто она умела вцепиться как клещ и вытрясти всю душу. Поэтому поначалу Сёмка придумал пойти в кабак, где он однажды уже встречался с Надеждиным. Кабак этот местные промеж себя называли «Бутырский приют», потому как находился он за Долгоруковской улицей недалеко от Бутырского тюремного замка.
Денег у Сёмки осталось всего полтина с двугривенным. В кабаке он взял бутылку водки, рыжиков и кусок колбасы, от которой крепко пахло перцем и чесноком. Потом задержал полового и спросил про Надеждина. Половой просто пожал плечами.
— Да я не фараон! — с досадой сказал Сёмка. — Это товарищ мой. Встречались мы тут с ним. Позавчера.
Половой почесал голову.
— Может, Прохор Силантьевич знает? — ответил он. — Только он еще не пришел.
— Кто такой Прохор Силантьевич? — спросил Рубчик.
— Человек.
— Да я тебя не спрашиваю, человек он или конь, — вскипел Рубчик. — Что он за человек?
— Хороший человек, — ответил половой, нетерпеливо семеня около стола, желая поскорее уйти к другим посетителям. — Он из местных. Может помочь.
Сёмка отпустил полового и начал экономно пить, закусывая рыжиками и занюхивая колбасой. Народу в кабаке было немного. Пришли на обед трое надзирателей из Бутырки, заказали две пары чая и вчерашних щей. Потом надзиратели ушли, зато появились мужики — по виду пильщики с Лесного рынка, — все обсыпанные мелкой стружкой. Они сидели недолго. Рубчик осоловевшими глазами смотрел, как они ели кашу с грибами и пили чай. Люди приходили и уходили. Бутылка перед Рубчиком почти опустела. Он дожевывал колбасу, когда половой подошел и кивнул в угол. Там сидел человек, появление которого Сёмка пропустил. Он был похож на лавочника — в рубахе с жилетом, в хорошо начищенных сапогах с мягкими голенищами гармошкой. Бороду он стриг коротко, но вот голова его была совершенно лысой и шишковатой.
Сёмка кинул деньги на стол, поднялся и с трудом дошел до угла Прохора Силантьевича.
— Наше вам, — сказал он, падая на скамью напротив бородатого. Тот посмотрел неодобрительно и вытер рот тыльной стороной ладони. Перед ним стояла большая миска с пшенной кашей, густо сдобренной изюмом, чайник чая и стакан на маленьком блюдечке. Прохор Силантьевич не ответил на приветствие, продолжая молча глядеть на Сёмку. Тот почувствовал, как хмельная беззаботность сменяется тревогой.
— Простите, дядя, что беспокою, — сказал Сёмка с трудом ворочая языком после выпитой бутылки. — Ищу товарища своего. Может, вы что про него слыхали?
Тут подошел половой.
— Это я, Прохор Силантьевич, прислал его к вам, — тихо проговорил он. — Уж не обессудьте. Только вопросец у него занятный. Я ему ничего не сказал. Но подумал, вам интересно будет поглядеть на этого парня.
Сёмка в недоумении слушал полового.
— Не вовремя ты, — услышал он густой голос Прохора, обращавшегося к половому. — Сам знаешь. — Потом обернулся к Рубчику и спросил: — Кого ищешь?
— Надеждин. Николай… ну… бритый такой, — пояснил Сёмка.
— А, этот! — кивнул Прохор Силантьевич. — И зачем он тебе?
— Да так, — замялся Рубчик, не желая рассказывать про то, что он собирался получить с бритого долю. — Было дело одно… Причитается с него, то есть.
В кабак зашел еще один надзиратель и посмотрел, глядя в сторону Прохора Силантьевича, и замялся. Тот кивнул половому и указал на Сёмку.
— Ну, убери его пока.
Половой схватил Рубчика за рукав.
— Пойдем! Пойдем пока. После договоришь.
Он отвел его за прежний стол, усадил на скамью и, нагнувшись к самому уху, прошептал:
— Посиди пока тут. Да не смотри туда, не твое это дело.