Резня на Сухаревском рынке

Маша завела руки за голову и долго не могла нащупать крючок воротника. Наконец, ей удалось расстегнуть его. Она развязала поясок и начала стягивать через голову платье. Но думала при этом вовсе не о том, что делает. Ей вдруг вспомнился молодой полицейский пристав, Захар Борисович. Она подумала: а вдруг когда-нибудь и он придет в этот дом? Неужели полицейские приставы не посещают проституток? Впрочем, вполне возможно, что Захар Борисович не посещает… Он сразу показался ей каким-то особенным, внешне строгим, но внутри — внимательным и даже добрым.

Она сняла платье и аккуратно повесила его на спинку кровати. Дмитрий Ильич тоже встал, снял сюртук, жилет с позвякивающими брелоками и начал расстегивать штаны.

— Все вы дуры неблагодарные, — с брезгливостью сказал он, не выпуская папиросу изо рта. — Спасаешь вас, вытаскиваешь с самого дна. А в ответ хоть бы спасибо! Хоть бы полсловечка благодарности! Да уж! Конечно! Лучше, конечно, попасть в руки Фильке! Или чтоб тебя разложили на пустыре хитрованцы! Или в трущобе какой каторжников беглых обслуживать за еду! А тут вам — и уход, и пригляд, и даже заработок. И по чьей милости? По моей, Дмитрия Ильича!

Маша вдруг подумала, что, наверное, была совершенно не права в отношении Захара Борисовича. Как он мог броситься искать ее, если совершенно не догадывался о том, что она чувствует к нему? Ведь Маша с ним почти и не говорила — только какие-то сухие слова, сведения. Может быть, если бы он знал, что небезразличен ей… Ведь кто она для него? Просто девушка, случайно встреченная на месте преступления…

Дмитрий Ильич остался в длинных белых подштанниках. Рубашку он снимать не стал, а просто лег на кровать. Докуривая папиросу, он поманил Машу пальцем.

— И я так решил, раз вы такие все неблагодарные, то и я ждать «спасибо» ваших не буду. Отработай свое спасение, и всего делов. Пройдет время, сама поймешь, как тебе повезло.

«Как же! Повезло! — с горечью подумала Маша. — Тому молодому приставу теперь, наверное, и говорить с ней было бы оскорблением. Опозоренная. Грязная».

Маша сняла нижнюю рубашку, спустила панталоны и, совершенно голая, стояла теперь, прикусив губу, не прикрываясь, схватившись рукой за спинку кровати. Она смотрела не на Дмитрия Ильича, а в угол своей комнаты. Конечно, она вовсе не забыла, для чего здесь этот человек в рубашке, белых панталонах и черных дырявых носках. Но не это уже было главным для нее. То, что должно было сейчас произойти между ними, стало делом вторым, не важным. Важнее было то, что она сама пыталась доказать себе — может ли такая женщина, падшая, оскверненная чужим насилием, претендовать на внимание людей, оставшихся там, за этой пропастью стыда и бессилия?

Она легла рядом с Дмитрием Ильичом и, пока он мял ее груди и грубо щупал между ног, кусала нижнюю губу, вспоминая лицо молодого полицейского пристава.

У входа в зал Скопин остановился и кивнул швейцару.

— Позови хозяйку, а мы пока осмотримся.

Гаврила быстро ушел. Скопин с Мироном вошли. Народу было уже немного — человек пять гостей и три девушки. Но, вероятно, в зале были не все — кто-то поднялся в нумера. На вошедших оглянулись, однако тут же забыли про них — мало ли кто еще приехал развлечься. Девушки были заняты с гостями, и поэтому к ним никто не подошел.

— Я бы вон ту взял, — сказал Мирон, указывая на полную Дуняшу, сидевшую в русском сарафане между двумя армянскими приказчиками. — Вот, понимаешь, какая у ней подходящая конфигурация, что у нашего есаула Пронькина. Только тот без титек был.

Через зал быстро прошла хозяйка в коричневом платье.

— Добрый вечер, господа, — сказала Ирина Петровна. — Вы ищете меня?

— Вы хозяйка дома? — спросил Скопин.

— Да.

— Судебный следователь Скопин. Мы совершаем тут обход в поисках одного лица.

Старуха насторожилась.

— Пойдемте в мой кабинет, — сказала она. — У нас все бумаги в порядке.

— Мне ваши бумаги ни к чему, — ответил Скопин. — У вас есть девушка по имени Адель?

Ирина Петровна насторожилась. Первым побуждением было ответить — нет, но она посмотрела в лицо Скопину и поняла, что тот настроен серьезно. И если потом выяснит, что хозяйка соврала, то не избежать ей крупных неприятностей.

— Не могу понять, — медленно сказала старуха, как бы размышляя. — Что такого она могла натворить? Все время здесь, перед моими глазами…

— Значит, есть, — кивнул Скопин. — Хорошо. Нет, она ничего не натворила. Мы интересуемся даже не ею, а одним из ее клиентов.

Старуха почувствовала облегчение. Это было совсем другое дело! За клиентов она никакой ответственности не несла.

— Кто именно? — спросила она Скопина. — Если я знаю его, то скажу.

В дверь седьмого нумера постучали. Дмитрий Иванович уже одевался, недовольно кривясь. Девушка оказалась совершенно холодной и равнодушной. Он даже сделал ей выговор, указав, что так вести себя просто глупо, что клиентов таким приемом не заманишь. Что впредь надо хотя бы изображать какие-то чувства.

— Кто там? — крикнул он, раздраженный полным безучастием Маши.

Дверь приоткрылась, и в нее просунулась борода Гаврилы.