Резня на Сухаревском рынке

— Дмитрий Ильич, — громким шепотом сказал швейцар. — Внизу фараоны пришли. Чего-то им надо. Ирина Петровна прислала вам передать. Если хотите идти, то лучше через кухню. Я вам туда сейчас пальто принесу.

— Хорошо, — ответил сутенер. — Понял.

Он повернулся к Маше.

— Прощай, — сказал он, приглаживая усы. — И помни, что я тебе говорил.

Он открыл дверь, и в этот момент из дальнего конца коридора донесся истошный вопль. Сутенер на мгновение замер на месте, а потом выскользнул наружу и быстро пошел к черной лестнице. Вопль заставил Машу вскочить с кровати. Она села с гулко бьющимся сердцем. Для нее не было никаких сомнений — виновником этого мучительного крика был тот самый молодой бандит.

Первый вопль в зале почти не услышали — молодой тапер играл польку, под которую танцевали две пары, но сам музыкант вдруг остановился и прислушался. И в наступившей тишине раздался еще один крик.

— Ну, Лёвка! — крикнула Нюра-Мадлен, не соображавшая уже ничего. — Давай! Антре!

На нее зашикали.

— Где это? — громко спросил Скопин внезапно побледневшую Ирину Петровну.

Она подняла дрожащий палец и указала на лестницу.

— Гаврила! — вдруг тонким истеричным голосом закричала она, — Гаврила! Скорее!

Скопин с Мироном, растолкав гостей и девиц, уже мчались наверх. Они ворвались в полутемный коридор с дверями нумеров и замерли, пытаясь понять, откуда шел крик. Но тут справа раздался звон стекла.

— Туда! — крикнул Мирон и первым ринулся на звук. Добежав до двери, он остановился и ногой выбил ее.

Из высаженного окна тянуло сквозняком. На кровати лицом вниз лежала девушка во французском платье, и подушка под ее лицом быстро пропитывалась кровью.

9 Побег

Маша слышала новые крики и грохот шагов в коридоре, но сидела в оцепенении. Ей казалось, что сейчас дверь распахнется и войдет Сёмка — развязный, с ножом в руке. Наконец ужас стал так непереносим, что она вскочила, натянула на себя рубашку, платье, быстро обулась и выскочила в коридор, ожидая каждую секунду попасть в сильные жесткие руки своего насильника. Глянув в сторону нумера Адели, она увидела двух мужчин, испугалась еще больше и метнулась к черному ходу. Быстро сбежав по лестнице, пересекла кухню и выскочила на улицу, чуть не сбив с ног уходящего Дмитрия Ильича.

— Черт, смотреть надо! — сказал он сердито. Потом остановился, присмотрелся к девушке в сером платье, убегавшей в переулок, и крикнул: — Эй! Куда! А ну стой!

От этого крика Маша побежала еще быстрей. Хотя она совершенно не знала, куда бежать, цель свою она обозначила просто — в полицейскую часть. Под защиту! Она уже не думала — примет ее Захар Борисович или отвергнет, но ей было все равно. Как смертельно испуганное животное, она интуитивно выбрала верное направление, а топот ног сутенера, бежавшего за ней, только добавлял Маше ужаса. Она хотела как можно скорее укрыться в полицейской части.

Промчавшись по темному переулку, она выскочила на Большую Никитскую в сторону глухих розово-серых стен Страстного монастыря.

Дмитрий Ильич остановился, тяжело дыша. Потом подозвал извозчика и приказал ехать за девушкой — он не хотел пусть и ночью, при случайных прохожих силком хватать ее. Он надеялся, что Маша свернет в другой темный переулок и там можно будет ее перехватить.

От Страстного Маша двинулась по бульвару в сторону Троицкого подворья. Она шла медленно, все силы отдав первому порыву. Ей стало холодно — ведь она выскочила в одном платье. И снова в ее голове черными воронами закружились тяжелые мысли: что она скажет молодому приставу? Позволит ли он ей хотя бы переночевать в части, как в прошлый раз? Или прогонит?

Маша решила, что если прогонит, то никуда она не пойдет — прямо там и утопится в пруду. Она несколько раз решительно кивнула и заплакала.

Стук копыт и колес о брусчатку позади заставил Машу оглянуться. В этот момент пролетка с Дмитрием Ильичом как раз проезжала под одним из фонарей, и она увидела лицо Дмитрия Ильича — сутенер внимательно смотрел на нее, наклонившись, и качал головой. И так же качались с тихим звоном и поблескивали на его животе золотые брелоки.

Ирина Петровна бинтовала лицо девушки. Адель больше не кричала от боли, она судорожно всхлипывала. В дверях толпились потрясенные бледные девицы.

— А ну, пошли отсюда! — прикрикнула на них Ирина Петровна. Руки ее были в крови. Она накладывала на лицо Адели все новые и новые слои бинта, которые тут же краснели от проступающей крови. Адель тряслась от рыданий. Скопин, чтобы не видеть этого, вышел в коридор. Рядом с ним курила папиросу, прислонясь к стене, Нюрка.

— Ох, горе-то какое, — потрясенно сказала она. — Пропала Олька ни за что ни про что.

— Кто с ней был? — спросил Скопин.

— Да, бывший ее…

— Сёмка? Рубчик?

Нюрка кивнула.

— Приперся сегодня. Я рядом была. Говорит: давай, в последний разочек… Мол, уезжаю я. Она и повелась. Рубчик же ее сюда и продал года два назад.

Она оторвалась от стены и через Скопина заглянула в комнату.

— Через окно утек?

— Да, — кивнул Скопин.

— Это вы за ним приходили? — спросила Нюрка.

— За ним.

— Эх, не успели! Такую девку испоганил!