Резня на Сухаревском рынке

— Вон, солдату дай сначала, а то ноет, мол, все нутро пересохло, — сказал Мирон.

— Да ну! — обиженно просипел солдатик. — Чей-то я ною, дядя? — Однако протянутую флягу он взял с благодарностью и даже сел на стене, чтобы удобнее было пить, но тут очередной бухарец со старым фитильным ружьем выскочил на улицу из-за дома и выпалил в сторону стены. Пуля каким-то чудом почти попала в цель, сбив кепи с головы солдатика. Тот от неожиданности фыркнул водой и распластался на стене.

— Флягу! — крикнул Мирон. — Течёт!

Солдат ошарашенно взглянул на него, потом перевел взгляд на флягу и поставил ее вертикально, чтобы вода не вытекала из горлышка.

— Вот так и держи, линейка, — строго сказал Мирон, быстро прицелился и выстрелом свалил наглого бухарца прямо в серую пыль улочки. «Линейками» казаки звали стрелков линейных «туркестанских» батальонов.

Потом Мирон повернул лицо к Скопину.

— Ты чтой-то здесь? Ты ж раненый? Лежал бы себе спокойно?

— Полежишь тут! — буркнул Иван Федорович. — Пока вон унтер не собьет пушкарей с минарета, в лазарете опасней, чем здесь.

— А чего тихо так? — спросил из-под полотенца Любимов. — Вроде как в барабаны не бьют, в зурны свои не дудят! То какофонию устраивают, а то молчат. Я спать теперь не могу. Отвык от тишины, во как!

— Небось совещаются, — отозвался солдатик, натягивая свое продырявленное кепи на заросшую не по уставу соломенными волосами голову. — Али отдыхают.

— Просил дать мне ружье, — сказал Скопин, лежа рядом с Мироном. — Не дают. Я им говорю — вон, даже инвалидная команда воюет. А доктор молодой — мол, хотя бы до вечера отдохните, говорит. Я ему: куда тут отдыхать, доктор? Вон казак, с которым я пришел, уже на стене!

Мирон пожал плечами, не отрывая взгляда от стены.

Солдатик слева приподнялся на локте и уставился в сторону Самаркандских ворот.

— Это чой там такое?

Скопин повернулся и прищурил глаза, вглядываясь через жаркое марево. Ворота выделялись вперед из стены и представляли собой массивное сооружение с высокими зубцами. По боковой лестнице наверх поднималась небольшая процессия. Впереди взбирался по ступеням майор Штемпель. За ним, подгоняемый штыком, карабкался массивный бородатый человек со связанными сзади руками, в котором Скопин вдруг узнал купца Косолапова. За солдатом шел другой с мотком веревки в руках. Добравшись до площадки за зубцами, где стояло второе из орудий Цитадели, процессия остановилась, и солдат с веревкой принялся ее распутывать.

Скопин услышал над своим плечом сиплое дыхание — это Мирон, опершись на локоть, также смотрел в сторону ворот.

— Смекаешь, офицер? — спросил тихо казак. — А ты спрашивал, кто нас предал.

— Черт! — зло сказал Скопин. — Что они с ним делают?

— Знамо что, — отозвался солдатик с простреленным кепи. — Вешать будут.

Вдалеке, со стороны осаждающих, послышались крики — вероятно, солдаты заметили мелькание среди зубцов ворот.

Один из людей продел веревку под мышками у купца и стянул ее крепким узлом. Косолапов вдруг повалился на колени перед Штемпелем, запрокинул бородатое лицо и начал что-то кричать. Штемпель сцепил руки на пряжке ремня и отвернулся в сторону. Он увидел Скопина и кивнул ему. Иван Федрович сделал движение, чтобы подняться и пойти по стене в сторону ворот, но Мирон вцепился в его плечи и удержал на месте.

— Погоди, подстрелят же!

Внизу под воротами собралась большая группа солдат и других защитников крепости. Они стояли, задрав головы, и смотрели за происходящим. В числе солдат, опираясь на ружье, стоял молодой художник Василий Верещагин, приехавший, по собственному признанию, «рисовать войну с натуры» и попавший в Самарканд прямо перед осадой.

Солдат наверху деловито продел второй конец веревки через бойницу зубца — со стороны «халатников» не раздалось ни единого выстрела. Карл Фридрихович коротко взмахнул рукой и отошел на два шага назад, к самому краю площадки, огороженной с внутренней стороны невысоким рядом плоских камней. Солдаты схватили купца под мышки и попытались поднять его на ноги, но Косолапов начал биться всем телом и поджимать ноги. Тогда Штепмель быстро подошел сзади, вытащил пистолет и рукояткой сильно ударил Косолапова по затылку. Тело купца обмякло.

Мирон тихо присвистнул. Скопин замер, не в силах оторвать взгляда от происходившей экзекуции.

— Бог ты мой! — пробормотал он.

— Так его! — одобрительно крякнул солдатик слева. — А то, понимаешь!