Резня на Сухаревском рынке

Чуть дальше справа, в редуте, наспех сооруженном из мешков с землей, трое солдат в грязных от порохового дыма белых рубахах, пригнувшись, заряжали древнюю английскую пушку, взятую вместе с Цитаделью. Из восьми местных орудий только два после осмотра майором Штемпелем были признаны пригодными для стрельбы. Одна стояла над воротами, а вторую втащили на стену — сбить вражеское орудие с недалекого минарета, которое целый день палило по госпитальному двору. Тут же, привалясь спиной к мешкам и закрыв лицо от солнца полотенцем, лежал унтер Любимов, назначенный наводящим, потому как до Самарканда служил при ракетном орудии. Хотя принципы стрельбы из пушки и из ракетницы отличались кардинально, у Штемпеля просто не было другого человека, чтобы приставить его «к артиллерии». Унтер был ранен в левое плечо, но с позиции не уходил, а только дал себя наскоро перевязать, благо ранение было поверхностным, осколком камня при взрыве выдрало кусок мяса и чуть поцарапало кость.

— Водицы бы, — сипло сказал солдатик слева. — Че не несут? Небось мы тут не на променаде. Солнцепек-то какой, а тени нет, да, дядя?

Мирон, щуря левый глаз, целил туда, где, как ему показалось, за невысоким глиняным заборчиком примостился «халатник». Болтовня и жалобы солдата его ничуть не отвлекали.

— Может, у них намаз, дядя? — спросил тот. — И нам минутка для передыху, а? Знаешь, дядя, как они воюют-то меж собой? Выходят, значит, две армии. И давай друг дружку мутузить. А тут — время намаза, слышь? Так они, кто где стоял, бухаются лбом в землю и давай Аллаху молиться. А как намаз кончился — так тут же на ноги и айда! И потому наш русский солдат завсегда бухарца или, там, другого татарина побьет, потому как у нас намазу нет. Он тебе на коленки, а ты знай себе похаживай и сабелькой или, там, тесаком тюрбаны им смахивай!

Из-за стенки показалась грязная чалма — всего на миг. Палец Мирона на спусковом крючке чуть дрогнул.

— Ну, давай, — пробормотал казак, не двигаясь. — Давай…

— Зарядили! — послышалось справа. — Готово!

Унтер Любимов снял полотенце и здоровой рукой поскреб щетину.

— Поспать не дали, черти, — беззлобно сказал он.

Из-за стенки снова показался тюрбан, но теперь он задержался чуть дольше — бухарец явно собирался выглянуть, посмотреть на стену. Может быть, «халатники» готовили новый приступ, а может, просто обычного крестьянина-сарта разобрало любопытство.

— Пыж-то плотно забили? — спросил унтер Любимов. — А то я не проверил.

Снова поднялся тюрбан — уже выше. Мирону даже показалось, что он видит под ним два блестящих карих глаза. Металлический стук капсюля слился с громким хлопком выстрела, приклад ружья ткнулся в ложбинку между плечом и грудиной. Красным брызнуло из-за стенки.

— Ага! — крикнул солдат слева. Он тянул шею, высматривая, куда стрелял Мирон. — Попал, дядя! Как пить дать, попал! Еще одного свалил!

Мирон, не отвечая, повернулся на правый бок, подтянул к себе дуло ружья и шомполом быстро, в два движения, прочистил его.

— Что, Мирон, попал в кого? — крикнул справа унтер Любимов.

— Есть один, — ответил тот, доставая из кармана бумажный патрон с конической свинцовой пулей и засовывая его в дуло. Потом шомполом догнал патрон к замку и вернулся в прежнее положение, вглядываясь в узкие улочки средь глиняных серых домиков с плоскими крышами, подступавших к самым стенам Цитадели.

— Нам меньше работы, — ответил унтер и, согнувшись, подошел к орудию, помахивая молотком в руке. — Так, — деловито сказал он, оглядывая клинья, вбитые под орудие, с помощью которых и осуществлял примитивную наводку. — А вот, давай-ка вот так!

Он молотком подогнал нижний клин так, чтобы жерло пушки ушло чуть вверх, посмотрел вдоль ствола.

Снизу от осаждающих послышались крики. Из-за угла дома быстро выглянул невзрачный бухарец и, почти не глядя, выпалил в сторону стены.

— Эгей! — крикнул солдат слева. — В белый свет, как в копеечку! — И засмеялся.

По лестнице зашаркали шаги — кто-то поднимался на стену.

— Мирон! — крикнул знакомый голос. — Ты тут?

— Тебя, что ли, дядя? — спросил солдат.

Унтер Любимов принял от одного из своих «артиллеристов» тлеющий запальник.

— Ну, родные, если вы хоть один картуз с порохом лишний положили, то ужинать будем сегодня уже в Царствии Небесном, — сказал он, протянул запальник к пушке и поднес тлеющий конец к пороховому отверстию.

Грянул выстрел — и белое горькое облако окутало их участок стены.

— Ну, что там? — спросил унтер у Мирона. — Видать чего или нет?

— Мимо! — радостно ответил солдатик слева. — Чуть поверху прошло!

— Вот дьявол! — отозвался унтер и лег к мешкам головой. — Эй, инвалидная команда! Давай, налетай!

Он снова накрыл лицо полотенцем, а три его солдата устремились к орудию — чистить банником ствол и заряжать.

На стену, отмахиваясь от дыма, кашляя и вытирая слезы, взобрался, сильно хромая, Скопин с большой флягой в руке.

— Ты бы пригнулся, Иван Федорович, — сказал Мирон. — А еще лучше, сигай сюда.

— Воды вам принес, — ответил Скопин, неловко опускаясь рядом с казаком и морщась от боли.