Оставшиеся девушки не знали, какая судьба их ожидает. Они лежали так тихо, как только могли, и напрягали слух, пытаясь понять, что Ричард сделает дальше. Единственным исключением была Корасон, девушка, открывшая ему дверь. Она преисполнилась решимости сделать что-нибудь, что угодно, чтобы выпутаться из сложившейся ситуации. Именно ее голову Ричард высвободил из-под кровати, и вместо этого она попыталась спрятаться под другой. Во время дежурств в больнице она имела дело со многими наркоманами и узнала симптомы: расширенные зрачки, бледная кожа, обильное потоотделение. Он был под чем-то, а значит, его восприятие изменилось. Если у нее получится скрыться из виду, одурманенный наркотиками маньяк ее не заметит. Она проделала весь путь до Америки на каком-то вонючем танкере не для того, чтобы умереть здесь теперь, когда наконец прибыла в лучший мир. Она хотела жить. Она должна была выжить.
Ей казалось, что голову сплющит от давления, но ей удалось просунуть ее за раму кровати. И все же даже она остановилась, услышав крик Валентины. Даже она прекратила свои отчаянные попытки спрятаться, когда услышала, что кран в ванной снова открылся. Маньяк тщательно мыл руки от крови жертв.
Мерлита умерла следующей. Еще одна студентка по обмену с Филиппин, приехавшая сюда в поисках лучшей доли. Чтобы помогать спасать жизни других людей. Ричард схватил ее за связанные запястья и оторвал от пола. Ее ноги болтались, как у тряпичной куклы.
Для Ричарда эти девушки были всего лишь куклами из плоти и крови, с которыми он мог поиграть, а потом выбросить.
Кора изучала его на протяжении всего этого испытания, выискивая какой-нибудь признак слабости, которым можно воспользоваться. Она увидела, что он некрупный мужчина, но у него было достаточно скрытой под простой черной одеждой силы для этих впечатляющих «подвигов». Всякая надежда одолеть его и сбежать исчезла, когда он вышел из комнаты с визжащей Мерлитой, волочившей босые ноги по крову и висевшей на одной его руке, словно мешок с продуктами. На этот раз Кора не стала останавливаться. Она ужалась и пролезала все дальше и дальше под кровать, пока не оказалась прижатой к стене и не могла двинуться дальше. Долгое время не раздавалось ни звука, кроме ее собственного судорожного дыхания. Затем она услышала голос Мерлиты, тихий, как шепот за стеной. Было похоже, что она обращалась именно к Коре. «Масакит» – филиппинское слово, означавшее «больно».
Через несколько минут вода снова побежала из крана. Что бы он ни сделал с Мерлитой, что бы ни заставило это слово разлететься по миру, теперь все кончено. Теперь ее боль прошла. Это казалось слабым утешением, когда Кора лежала там, свернувшись калачиком, и молилась, чтобы этот ужас закончился.
Пэт Матусек стала следующей жертвой; Ричард приберег ее на конец. Она была спортивной девушкой весом около 70 килограммов, с хорошей мускулатурой, способная дать отпор. Она напомнила ему барменшу, за детьми которой он раньше присматривал. Суку, прогнавшую его в ту минуту, когда он показал себя мужчиной, а не какой-то побитой собакой. Пэт была первой, кто вскружил ему голову, причиной, по которой он решил вломиться в этот дом и ограбить его – просто ради шанса заполучить ее, почувствовать силу в ее руках и доказать, вне всяких сомнений, что он сильнее, могущественнее. Он мог делать все, что хотел. Он видел Пэт, идущую по улице, – мягкость и твердость одновременно, ее точеное тело под струящимся желтым сарафаном. Она привлекла его внимание так, как это удавалось немногим другим медсестрам. Он хотел ее. Он так сильно хотел проявить себя перед ней, что это желание причиняло ему боль.
Остальных он отвел в спальни, но теперь у него заканчивалось место для убийств. Шаркающими шагами он повел Пэт в ванную. Усталость и возбуждение накатывали на него волнами. Наркотики и экстатический порыв убийства истощили даже его почти безграничные силы, и комната, казалось, поплыла вокруг них. Он пристально посмотрел на Пэт, как только они оказались в ванной, щурясь в тусклом свете, пытаясь разглядеть ее как следует, поскольку его взгляд то прояснялся, то опять затуманивался.
– Ты та девушка в желтом платье?
Он не собирался говорить с ней, но те же самые барьеры, которые блокировали его жестокие порывы, сдерживали каждую мысль, приходившую в голову, были полностью разрушены событиями этой ночи.
– Это ты?
Он, спотыкаясь, направился к ней, и Пэт успела ухватиться за край раковины за спиной, чтобы внезапный выпад не опрокинул ее на кафель.
Перед глазами у него снова все поплыло. Лицо Ширли Энн смотрело на него из темноты. Потом эта сучка-барменша. Потом его мать. Марта.