Меня папа не стал любить меньше, только у него появилась еще одна любовь – бутылка, с которой он и делил отныне любовь ко мне. В те редкие вечера, когда я была дома, и папа возвращался трезвый, он приходил ко мне в комнату и расспрашивал обо всем, как раньше. Но случалось это очень редко, и воспоминания о таких вечерах я складывала в свою личную и секретную копилку приятных моментов.
А еще мы стали беднее жить. Это я заметила по тому, как редко мне теперь покупались обновки, а точнее, не покупались совсем, разве что, самое необходимое. И готовить мама стала совсем простые блюда. Часто пустые супы – без мяса. Как в тот день, который я запомнила на всю жизнь, как один из страшных.
– Поела? – повернулась ко мне мать и посмотрела вроде и на меня, но словно сквозь.
– Да.
– Одевайся, поедем в морг.
Тогда я училась уже в восьмом классе и считала себя взрослой. Что такое морг, знала отлично. И еще до того, как мама продолжила, страшная догадка опалила мозг, а на голове от ужаса волосы встали дыбом.
– Отца твоего заберем.
– Папу?..
Следующие три дня я помню очень смутно – они покрыты туманом неослабевающего горя, когда сердце болит так, что невозможно терпеть эту боль. Когда хочешь заплакать, но спазм сжимает твое горло, лишая слез и мешая дышать.
Помню отца в гробу, возле которого я сидела, пока глаза сами не закрывались. Бледный, измученный – такой, каким я его никогда не видела при жизни. И белая рубашка в каплях крови. Страшные капли – отражение моей личной трагедии. Мне казалось, что отцу очень больно, хоть я и понимала, что он уже ничего не чувствует. Позже я узнала, что это из-за вскрытия, что его плохо зашили, и кровь проступила на одежду, не успев свернуться. Но тогда этих каплей я боялась больше всего, и еще долго они меня преследовали в воспоминаниях.
А после похорон отца все стало еще хуже, хоть я и думала, что хуже быть не может.
– Спасибо за интересную беседу, Анастасия Владимировна, – улыбнулась мне Юлия Павловна.
Я же чувствовала себя пришибленной. Вот ведь только же я как на духу выложила совершенно постороннему человеку все то, что тщательно скрывала от всех много лет. И мне должно быть плохо, а дышится как-то свободно, легко.
– Вам спасибо! – пробормотала я, все еще пытаясь справиться с потрясением.
– В пятницу утром мы проведем кордоцентез. Знаете, что это такое?
– Не помню, – честно ответила я.
Шевцов что-то говорил об этой процедуре, но я не запомнила.
– Это исследование пуповинной крови, – понимающе улыбнулась генетик. – Ваш малыш пройдет полное обследование еще до своего рождения. Сделав все необходимые анализы, мы будем знать даже группу его крови. От вас потребуется еще письменное согласие на проведение процедуры, но его я подготовлю к пятнице. Ну и увидимся мы с вами снова тоже в пятницу, утром.