Рябиновая Гряда (Повести)

Разошлись супруги Тужилины тихо и для всех знакомых неожиданно. Полина Семеновна о моральном разложении тов. Тужилина С. Л. никуда не сигнализировала. С достоинством держалась она и во время судебного разбирательства, не чернила ни мужа, ни разлучницу. Узнав об этом от бойкой старушки со второго этажа, не пропускавшей ни одного суда с разводом, Ксения Фроловна похвалила соседку. Коли дерево срублено, обратно не поставишь, а и поставишь, так зеленеть не заставишь.

Зоя Демидовна, переехавшая к дочери, сначала и глядеть на Ксению Фроловну не хотела, уверенная, что это она сосводничала зятя со своей квартиранткой. Потом примирилась, что делать, если уж не поправишь, да и Полина Семеновна уверила ее, что тетя Ксеня тут ни при чем.

Согнули Зою Демидовну годы и привычка: сколько дел в огороде и по дому делаешь наклонясь! — гряды копаешь, сорняки полешь, палочки-щепочки во дворе собираешь, полы моешь, мало ли еще что. Так и вошло в привычку ходить и стоять согнувшись. Разговаривает с кем-нибудь, сама видит собеседника только до колен. Правда, захочет посмотреть, сколько времени, встанет перед стенными часами и стоит, прикрыв глаза ладонью как козырьком и вглядываясь в циферблат. Полина Семеновна скажет ей, так, мол, и ходи, не надо горбиться, Зоя Демидовна согласится: можно и не горбиться. Подержится с полчаса навытяжку и опять согнется.

— Привычнее, доченька, так-то. Сколько я этими рученьками земельки перебрала! А что травы дурной выполола— воза! Да и земля уж к себе тянет, подь, мол, ко мне, хватит, набегалась.

К соседке Ксении Фроловне понемногу обмякла, сама стала заговаривать. Выпрямится иной раз и окажется куда выше Ксении Фроловны. К себе зазовет, выспрашивает, раньше супротивности между Полиной и Сергеем не замечала ли.

— Строгая она у меня характером, не пожалуется. Спросишь, бывало, как, Полюшка, живете? Только и ответу: «Живем». А сейчас за голову хватается: «Я так и знала!» Бываешь у этой?

— У Фаины? Заглядывала как-то. Еще одно новоселье. Гляжу, опять этот, вислоносый… Из вашей родни.

— Дюбин?

— Ну да. Около нее крутится.

— До чего ему надо, докрутится. Помяни мое слово, отольются Сергею Полинины слезы. Сама-то… барыней небось ходит? Довольна?

— Кто ее знает. Время покажет.

Фая была довольна. Вместе с мужем хлопотали с расстановкой мебели и книжных стеллажей, с развеской штор в новой просторной квартире. Уже отсюда она коротенько написала отцу о повороте в своей судьбе.

Писать письма Фая была не охотница. Петр Андреевич не удивлялся, когда молчала она и месяц, и два, и три. Значит, все идет своим чередом. Долгонько молчала и на этот раз. И вдруг восторженное письмо: папка, я замужем, поздравь. Муж — серьезный, степенный (кандидат пока), заботливый, любящий… «Ты видел его. Помнишь, прошлым летом я провожала тебя и на улице поздоровалась с одним и сказала: «Сергей Леонтьевич, вам бандероль принесли, она у Ксении Фроловны». Потом ты спросил, кто этот рябой и пожилой товарищ? Я ответила, что сосед, только, мол, какой же он рябой! Так, оспинки. И не пожилой вовсе, а среднего возраста. К слову просветила тебя, ты, кажется, не знал, что ученые столковались тех считать пожилыми, которым от шестидесяти до семидесяти пяти. Вспомнил? Так вот и докладываю: Сергей Леонтьевич мой муж и в пожилые он попадет очень еще не скоро».

Петр Андреевич внимания тогда на эту встречу не обратил. Сосед, и ладно. И вдруг — муж Фаины. Смутила его разница в годах, старенек все-таки, хоть и не пожилой. Но — каких комбинаций в жизни не бывает! Ответил, что поздравляет, благословляет, добавил с пяток самых неотложных «цу». Однако смутное беспокойство не проходило. Черкнул Ксении Фроловне, мол, что за человек твой сосед, надежный ли, и что она думает о замужестве Фаины, не легкомысленно ли поступила. Ксения Фроловна сообщила ему самые краткие, почти что анкетные данные о Сергее Леонтьевиче, от моральных рассуждений по поводу их брачного союза воздержалась, дело это, мол, полюбовное и только их касаемое.

Не навались на Петра Андреевича столько дел по школе, часу бы не медля поехал. Комиссии, ревизии, разные чепе… Пришлось отложить. Сначала на неделю, потом еще на две, а там уж до летних каникул.

И вот Фая встречает его на вокзале, сияющая, везет в такси, небрежным жестом отводит руку шофера со сдачей.

— Полтора рубля? Это вам на сигареты.

Дома, повиснув на шее отца, шепотом признается, что счастлива, ждет ребенка. Показывает кабинет мужа, свою комнату, гардероб с платьями, каких у нее отродясь не бывало.

Приходит Сергей Леонтьевич, извиняется, что не мог встретить:

— Лето. Заочники. Готовлю археологическую экспедицию, нынче без меня поедут. Очень, очень рад познакомиться.

Пока Фая хозяйничает на кухне и собирает на стол, тесть и зять ведут разговор о погоде, о недостатках заочного обучения, о новом американском президенте, понемногу наводят мосты друг к другу.

После обеда Сергей Леонтьевич опять извиняется: у него, к сожалению, ученый совет и часика на три вынужден оставить дорогого гостя наедине с дочкой.