Рябиновая невеста

Её рука была такой мягкой и тёплой. И такой нежной. Он навсегда запомнил её прикосновение. Кажется, узнал бы из тысяч рук, если бы прикоснулся снова. А ещё её голос. Она рассказывала ему о болотах, о лете и осени, о Луноликом и северном крае под названием Илла-Марейна, и с каждым её словом Сумрачный лес становился всё светлее и светлее, постепенно таял и вскоре исчез совсем. Это она вытащила его оттуда.

Он не знал её имени. И сначала думал, что это Лирия вернулась к нему. Сначала ему показалось он видел именно её, но с каждым словом, с каждым прикосновением тот далёкий образ прошлого таял и исчезал.

А кто назвал её пичужкой? Кажется тот, с кем она была. Игвар слышал это имя в бреду, и потом, когда увидел её, подумал, а ведь похожа! И как она, такая маленькая и хрупкая, могла словами и теплом своих рук вырвать его из лап смерти? Увести с дороги, ведущей в Тёмные чертоги, как говорят на севере. Отобрать у Тёмной девы и тварей с огненными глазами?

Он наблюдал за ней. Она думала, что раненый в беспамятстве, но он уже пришёл в себя. Видел, как она хлопочет, то у плиты, то готовит отвар, то смотрит на него сосредоточенно и хмурится, будто не знает, что же с ним делать дальше.

Игвар улыбнулся, вспомнив тот день, когда она поняла, что он очнулся, а ещё её смущение и растерянность. И это было такое удивительное чувство, будто он поймал в руки маленькую птичку и захотел, чтобы она пела только для него. Даже не знал, что может снова испытать это состояние непонятной радости, которое поселилось у него в душе тёплым сгустком. Это чувство, забытое настолько, что ему даже больно было от того, как на сердце лопается корка и кровоточит нежностью. И ему было страшно от этой новой привязанности, и страх заставлял вести себя резко и грубо. Игвар не знал, что делать с этой непонятно откуда взявшейся нежностью, которая сочилась из ран на его сердце. Она заставляла голос звучать тише и мягче, заставляла смотреть на Олинн требовательно и жадно, снова и снова вгоняя в краску. И от того, что она смущалась, ещё сильнее хотелось на неё смотреть. И думать о том, как прикоснуться к ней снова.

И он боялся, что она уйдет, а он снова окажется в сумрачном лесу. Но не в том, из которого она его вытащила. В другом. В сумрачном лесу своей настоящей жизни.

В какой момент он понял, что не хочет с ней расставаться? Когда она пряталась за камнем, а он сидел в ручье? Или, когда она испугалась воя гончих и бросилась бежать, а он её поймал? А может когда они шли в Олруд, и она давала ему советы, что можно говорит, а что нельзя?

Знала бы она кто он на самом деле!

Но она доверяла ему. Доверяла просто так, без платы, без обязательств и это ещё сильнее заставляло тянуться ей навстречу и хотеть большего. Такая доверчивость и открытость притягательна. Он хотел отбросить эти монашеские лохмотья, стать самим собой, Игваром, командором из Талламора, и потом взять её в свои ладони, обнять, попробовать её губы на вкус. Его желания воспламеняли кровь, заставляя её бежать по венам быстрее, заставляя забыть, что ещё несколько дней назад он хотел уйти вслед за Тёмной девой и испить мёд забвения.

И когда они пришли в Олруд, он был совершенно пьян этим новым желанием и не знал возникшему чувству определения. Когда-то давно с ним уже было такое. Но годы и лишения стёрли из его души все следы былых чувств, оставив только шрамы-надгробия. Вехи его ошибок. Он думал, что душа его зачерствела…

Так что с ним случилось за эти несколько дней на болотах?

Ведь пока он дрался с гончими, потерял самое главное, то, что искал последние пятнадцать лет — спасение всей Балейры. Но теперь ему казалось, что он нашёл в жизни какой-то новый смысл, нечто иное, более ценное, какую–то новую цель. И если эта маленькая пичужка с глазами цвета ониксового камня, бросит всё и пойдёт с ним, то где-то в мире для них найдётся счастливый уголок.

Впервые за последние годы ему и вправду захотелось этого — тихого счастья где-нибудь вдали от короля, Риган и её приспешников, чтобы не идти к своей цели по пепелищу, закрывая глаза на ритуальные костры. И если бы там у реки она согласилась на его безумное предложение бежать с ним на край света, наверное, он и ушёл бы с ней. Куда-нибудь на север, к Солёным островам или уплыл в Коринтию — мир большой. Но на самом деле, то было просто мгновение слабости. Она его оттолкнула и вспомнила Лирию. Как будто её устами боги сказали, что в этом мире у него есть обязательство, которое он так и не выполнил.

Глава 37