Рябиновая невеста

Вот же, глупая лягушатина! Нашла, о ком думать! Тьфу!

Олинн прогнала предательские мысли о зелёных глазах Игвара и полезла в лохань.

Долго нежилась в тёплой воде, потом высушила у камина волосы, а Ислид уложила их витиеватыми косами на затылке и переплела лентами. И пока она возилась с причёской, Олинн выяснила, что вёльва у них и в самом деле есть, но живёт она не в замке, а по дороге на юг, у озера, почти у самого Перешейка. И рассказала, как туда можно доехать.

Олинн подумала, что если выехать на рассвете, то за день на лошади туда доберёшься. А у вёльвы можно и переночевать, главное, захватить ей даров побольше. Потом Ислид ушла, девушки унесли лохань и тоже удалились, а Олинн осталась одна — маяться бездельем.

И как только Фэда может весь день ничего не делать?

Ну вышивать, ну поиграть на тальхарпе, поесть, поспать, пособирать бисер, а… дальше-то что? Да если бы она была дочкой эйлин Гутхильды, точно бы с ума сошла от такой скучной жизни!

И Олинн впервые затосковала по тому, что окружало её в Олруде. Суета на кухне, где вечно красная Исгерд гоняет своих помощниц. Ульре, раздающая задания. Конюшие, кузнец, оружейник, подводы, что привозят всякую снедь, и охотники с добычей: гусями и утками. Суета и беготня. Дворовые девчонки с корзинами ягод… В это время жизнь в Олруде бурлит и кипит, и некогда даже присесть. И даже когда закончится время заготовки, появятся другие дела. Женщины будут белить лён и ткать, соберутся пряхи и займутся шерстью, кожевник привезёт выделанные оленьи шкуры. Швеи будут стегать утиным пухом куртки и плащи, шить подушки и одеяла, чинить одежду. В это время варят эль из мёда и ягод и готовятся к празднику. Столько всего происходит в замке! А тут… тишина и четыре стены.

Она села у окна, но из этих покоев было видно только скалы, покрытые редколесьем деревьев, на которых сегодня Олинн впервые увидела жёлтые листья. Дождь шёл неторопливо и нудно, тучи обложили небо со всех сторон, и стало холодно. Настоящая осень. В этот год лето и так задержалось у них необычайно долго. Но сегодня показалось, что осень как никогда стремительно ворвалась в Илла-Марейну, за одну ночь отвоевав всё у лета. Ветра не было, болота утонули в белёсой дымке, а вершины скал скрыли низкие облака, и тоска по дому и прошлой жизни захлестнула Олинн с головой.

Служанка снова появилась, принесла обед и вышивку − может, госпожа захочет рукодельничать? А потом ещё свечей. Олинн помучила вышивку и отложила — рукодельница из неё не очень.

Когда начало смеркаться, она ещё побродила по комнате, заглянула в сундук, обнаружили там какие-то ткани. И от нечего делать решила ещё раз перечитать бумаги, что подписал на неё отец и попробовать увидеть руны, нанесённые эрлем. Может погреть их над огнём? Не сильно, чуть−чуть, чтобы они проступили. И бумаги нужно будет обязательно захватить с собой к вёльве, чтобы она тоже увидела эти руны.

Олинн взяла свой пояс и полезла в потайной карман, куда вчера спрятала бумаги.

Бумаг не было. Они исчезли вместе с непромокаемым чехлом.

Но она точно их туда вчера спрятала, это она запомнила. Забрала у Фэды и спрятала.

Может, выпали?

Олинн осмотрела сундук и за сундуком, и вдоль стены, и у кровати, перерыла всю постель, но бумаг нигде не было. Она устало опустилась на постель. За окном совсем сгустились сумерки, в дверь поскреблась Ислид, заглянула сначала, а потом вошла.

— Идёмте, эйлин Фэда вас ждёт. Вот накиньте на волосы, — она протянула тонкую накидку, украшенную плетёным кружевом.

− Погоди, − Олинн взяла свой пояс и, подняв вверх, чтобы служанка его рассмотрела, спросила: — Ты этот пояс не брала? В этом поясе бумаги были, ты их не видела?

− Вчера эйлин Фэда велела мне его принести вместе с вашей одеждой, да сказала, чтоб я вас ненароком не разбудила. Но вы уж спали как убитая, − ответила служанка, − а потом я его назад принесла, вместе с рубахой-то. А бумаг не видела никаких.

Олинн бросила пояс на сундук и ощутила, как в ладони снова начала пульсировать звезда.

И это был дурной знак.

Глава 19

Олинн набросила накидку на плечи и поспешила за служанкой, ощущая волну плохого предчувствия, подступившую к горлу удушьем.

Неужели это Фэда взяла бумаги? Видимо, испугалась, что теперь Олинн заняла её место, стала наследницей земель ярла? Да ей ни к чему эти земли! Они теперь всё равно принадлежат королю!

И не столько её расстроило то, что бумаги пропали − ведь сестра, скорее всего, их сожгла − сколько понимание того, что Фэда вообще так поступила.

До этого мгновенья Олинн даже не думала, что это может быть важно для Фэды. Она не воспринимала всерьёз то, что отец написал в этих бумагах в порыве ярости. Как же Фэда не понимает, что это не дар и не благо! Эти бумаги — проклятье!

Разочарование ощущалось привкусом горечи во рту.