Читаем Рябиновая ночь полностью

— Так сколько лет они мне кровь портили. Теперь вот завалю их кукурузой, и пусть сидят под ней, как мыши.

— Под кукурузой их, пожалуй, не удержишь, — посмеялся Алексей.

— И то правда.

— Яков Федорович, как только уберете поля, сразу же вывозите навоз и запахивайте.

— Нам бы еще бы пару тележек.

— Тележек не будет. Сейчас своими силами обходитесь. А весной я вам помогу.

— Я, Петрович, навозовноситель смотрел. Вот нам бы такую штуку. И плоскорез, но только поуже, чтоб между рядков проходил. Ведь милое дело вносить подкормку. Насыпал удобрения под самые корни, и расти она, матушка.

— Я тоже об этом думал, Яков Федорович. Вот парни с завода приедут, я их привезу к вам на поле, может, что-нибудь и придумают.

— А Арсалана-то нельзя упросить?

— Дел у него и без этого невпроворот.

Алексей поехал по полям. В звеньях урожай был неважный. Пшеница поднялась в полметра и заколосилась: не хватало питательных веществ и влаги. Алексей проехал в отряд и точно в другой мир попал. Пшеница, налитая густой зеленью, стояла почти в пояс. Радовали глаз и овсы, хотя под них вносили только минеральные удобрения. Свое дело сделала влага, которую удалось сохранить безотвальной обработкой почвы.

На мотоцикле подъехал Федор, заглушил мотор, подошел к Алексею.

— Любуешься, Петрович?

— На будущий год, Федор Степанович, у нас на всех полях такой урожай должен быть. Но я о другом думаю. Для области один даже самый отличный отряд или колхоз все равно что ничего. Вот когда по всему Забайкалью такой урожай будет, мы с вами сможем сказать, что кое-что сделали.

— Так начинается все с малого.

— Что мы и делаем. Скороспелые сорта нам нужны. Иначе, если переборщим с навозом, хлеба могут не созреть.

— Вы же размножаете скороспелки на опытном поле.

— Сорт «Ононская» — скороспелый и устойчивый к осыпанию, но, чтобы размножить его, потребуется не меньше трех лет. Хороши «Золотая читинка» и «Агинский восход», не полегают, не осыпаются, а по урожайности не уступают лучшим сортам. Отсюда напрашивается вывод: на полях у нас должен быть целый набор разных сортов. Тогда осенью мы не будем бояться ни затяжных дождей, ни ветра.

— О чем же агрономы до вас-то думали?

— О том же самом думали, да вот не дали им развернуться. Борис Каторжин только начал внедрять свою систему, подобрал семена, да без него, видишь ли, обойтись в управлении не смогли. После него пришел парень из института. Человек без опыта. И характером мягкий оказался. Помочь ему вовремя некому было. Растерялся человек, схватил чемодан и сбежал. Вот поля и остались беспризорными. А мы землю клянем, что она плохая.

— Петрович, а сколько агроном должен работать на одном месте?

— По-моему, всю жизнь. Только тогда он сможет что-нибудь сделать. И после себя должен оставить такого ученика, который бы дальше его пошел. Земледелие — это очень сложная наука, Федор Степанович. А мы в некоторых колхозах даже агрономов не имеем. Вот за невежество нас земля и наказывает.

— Я с вами тут не согласен. Может, я хочу расти.

— Расти на здоровье: становись доктором, академиком, никто тебе не мешает. Любое дело, самое простейшее, не терпит дилетантов, ему подавай все или ничего. А воробьиное порхание с одной работы на другую — это загубленная жизнь.

Алексей посмотрел на Федора.

— Федор Степанович, а вы почему не на сенокосе?

— Ногу поранил, ездил на перевязку.

— Как это вас угораздило?

— Спрыгнул с трактора, а в траве старая борона лежала. Видно, старики когда-то бросили. Вот и напоролся. Страшного ничего нет.

— Дела как?

— Уже за тысячу тонн перевалили.

— Давай нажимай, пока парни в школу не пошли.

Глава 6

Небо в рваных тучах, точно в клочьях. Солнце то вынырнет из них, то утонет. Ветер мечется по селу. Тревожно шумят и раскачиваются тополя и кусты черемухи. Белыми гребнями на Ононе вскипают волны. Глухо ропщут заречные хребты. К Дворцу культуры в одиночку и семьями идут колхозники, негромко переговариваются.

Матвей Иванович вышел из дома. По угору ковылял Маруф Игнатьевич.

— Здорово, паря, — протянул ему руку Матвей Иванович.

— Здорово. На собрание?

— На собрание. Говорят, Нина Васильевна с председателей уходит.

— Идет такой слух.

— Что-то непонятно. Ни правления колхоза не было, ни партбюро.

— И что ей приспичило? До отчетного собрания рукой подать.

— И уборка хлеба на носу. Время-то неподходящее для смены, — покачал головой Матвей Иванович. — Опять же кого в председатели избирать будем.

— Все толкуют про Ивана Ивановича.

— Мужик-то он ничего. Только раденья у него к колхозным делам большого нету.

— Я вот тоже кумекаю, если ставить в председатели, то надо Петровича. Башковитый парень. Хозяин добрый.

— В отца пошел. Помнишь, как оросительную систему проводили? Приехал инженер из Читы и говорит, не пойдет вода на увалы. Только зря землю рыть будете. А отец Алексея взял ванну, налил в нее воды и пошел по склону сопки. Поставит ванну, колышек забьет. Потом и говорит: «По этому месту пойдет вода». И верно, пошла. А мужик-то совсем неученый был.

— А жалко Нину Васильевну, — Маруф Игнатьевич смял бороду в горсти. — После войны колхоз-то она из нищеты подняла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза