— Что так смотришь? — Полные губы Анны тронула смущенная улыбка.
— Все как в сказке.
— Лучше бы эту сказку и не знать.
— Говорят, ты к Ивану возвращаешься.
Анна с укором посмотрела на Алексея, поежилась.
— Не могу согреться.
Алексей принес меховую куртку и накинул Анне на плечи.
— Спасибо.
Над степным бором бушевала гроза. Сверкали молнии. Гром то с грохотом прокатывался над самой крышей, то глухо доносился издалека. Позвякивали стекла, за стеной шуршал дождь. Анна, закутавшись в куртку, сидела грустная, беспомощная. Алексей подошел к ней, коснулся губами шеи.
— Аннушка, вспомни-ка рябиновую ночь.
Анна точно проснулась.
— Так сегодня рябиновая ночь? Это же какой-то рок.
— Видно, не обойти и не объехать нам свои грозы.
— И зачем я согласилась тогда на свидание с тобой в Сенной пади? Устала я, Алеша. Душа онемела. Жизни уже не рада. Ты насчет Ванюшки спросил. Я не знаю, куда бы от тебя сбежала, да не могу. К Ванюшке сама пришла, он только коснулся — все во мне восстало. Алеша, ты же сильный, научи, что мне делать?
— Ты это выдумала меня сильным. А я обыкновенный, слабый человек. Сколько раз решал забыть тебя, и каждый раз, как встречал, забывал про свое решение.
Алексей обнял Анну и стал целовать. Слабо защищаясь, она говорила:
— Несчастье ты мое. Да как же мне спастись от тебя…
…Давно отбушевала гроза. В окна заглянул рассвет, Алексей с Анной лежали на спальном мешке.
— Алеша, нам пора. Кто-нибудь еще заедет. Стыда потом не оберешься.
— Побудем еще чуточку.
Алексей, склонившись над Анной, осторожно коснулся губами темной родинки на ее груди. Анна стыдливо прикрылась.
— Скажи, ты так же любишь Катю? Скажи, милый. Я как подумаю об этом, у меня темно в глазах делается.
— О чем ты спрашиваешь…
Анна еще что-то хотела сказать, но Алексей губами накрыл припухшие губы Анны. Она засмеялась и решительно заявила:
— Встаем.
Когда они вышли, над бором висело голубое чистое небо. Радужно искрился обмытый лес. Прохладный воздух густо пах смолой.
Анна подошла к мотоциклу и повернулась к Алексею:
— Алеша, ты смеяться надо мной не будешь?
— Да ты что, Аннушка?
Анна вынула из сумки сверток.
— Я тебе как-то рубашку купила. Потом хотела выбросить. Да вот духу не хватило. Возьми. Когда хлеб уберем, в наш праздник надень, ладно?
— Зачем?
— Для меня, Алеша.
— Ладно.
— Теперь прощай.
Анна завела мотоцикл, кивнула Алексею и уехала.
Торопилось лето, мужало. Еще вчера буйно цвела степь, сегодня под августовским солнцем колосились хлеба, а кое-где на буграх уже начали буреть. В прибрежных зарослях наливались соком гроздья черемухи и боярки; в горах Алханая зрели смолистые кедровые шишки; по сырым марям начала спеть голубица; в сосновых борах по солнечным покотям от обильной завязи белел брусничник.
А в колхозных ремонтных мастерских становилось все оживленней. Из-за недостатка запасных частей кое у кого из механизаторов комбайны остались неотремонтированными. И теперь, в самый разгар сенокоса, комбайнеры вынуждены были покидать луга и ехать в село.
Рано утром в мастерских появился и Пронька, разыскал Арсалана.
— Прибыл я. Ты мне новую жатку обещал.
— Нет новой жатки. Ремонтируй старую.
— Да она вся на честном слове держится. Я пойду к Нине Васильевне.
— Иди хоть к самому богу. Нет новых жаток, и все тут.
Пронька потоптался на месте и вышел из мастерских. Комбайны стояли ровной цепочкой вдоль забора, только несколько, те, которые требовали ремонта, ютились в углу ограды. Пронька, злой на весь свет, побрел к ним. Здесь, в тени на чурбаке сидел Гераська Тарбаган. Увидев Проньку, он поднял черную с проседью бородку.
— А ты-то что, божий человек, здесь делаешь? — спросил Пронька. — Отряд Князя будет солому стоговать.
— Я же раньше во втором звене у Михаила Комогорцева работал. Заболел у него комбайнер, вот меня обратно к нему на уборку и направили. У тебя, Прокопий, закурить не найдется?
— Все стреляешь? — добродушно спросил Пронька, не умел он долго сердиться.
— Все работа, некогда и в магазин заглянуть, — врал Гераська.
— А жена-то у тебя на что?
— Управы на этих баб никакой нету. Наказываю, наказываю купить, а она все забывает.
Гераська с Пронькой закурили.
— У тебя много дел? — кивнул на комбайн Пронька.
— Да не особо. Пускач надо заменить, проверить подборщик. А так комбайн добрый.
— А мне жатку штопать надо. Новую обещали, да кукиш показали.
У Гераськи сразу глаза оживились, воровски забегали по сторонам.