Читаем Рябиновая ночь полностью

Дорога еще долго блуждала среди однообразных сопок, наконец переползла по ложбине невысокий холм в скатилась к пологому берегу. Алексей выключил мотор и вышел размять затекшие ноги. Перед ним было огромное степное озеро — Зун-Торей. От самого горизонта упругий южный ветер гнал по нему серебряные волны. Они с шипящим шумом обрушивались на отлогий песчаный берег, обмыв его до травяной кромки, скатывались обратно в мутно-белую чашу озера. Вдали темнели острова.

Вдоль берега с тревожным криком взмывали чайки. Низко над волнами неторопливо пролетали бакланы. С отмели неуклюже поднялись цапли, и ветер погнал их над водным простором. С островов доносился многоголосый шум птичьих базаров. Из этого шума вырывалось отрывистое гоготанье гуся.

А озеро глухо стонало. Там, где волны белыми крыльями бились о горизонт, будто из водяной пучины, медленно поднимались темные тучи. Пока Алексей курил, они закрыли почти третью часть неба. Солнце утонуло в тучах, озеро зловеще потемнело. В это время по туче скользнула холодная молния. Не успела она погаснуть, а землю уже качнул ядреный грохот.

Алексей сел в машину. Желтоватая полоска дороги снова повела его по степи. Алексей посматривал на медленно ползущую тучу, которую огненными бичами стегали молнии, а сам с тревогой думал: «Не успеть добраться до дома. Ливень в пути застанет. Где-нибудь в степи ночевать придется».

Справа пробежала деревня, и вскоре впереди, точно из земли, выросли редкие сосны, издали похожие на всадников. За ними темнел Цасучейский бор. Если вы спросите старика бурята, велик ли этот лес, то он вам ответит: «Если хороший конь, однако, бор не шибко большой: с восходом солнца с одного конца поедешь, к закату на другом конце будешь. И поперек совсем близко: утром чай на одном краю попьешь, обедать на другом будешь».

Алексей въехал в лес. Тучи уже закрыли все небо, и было темно. Под напором ветра гудели, раскачиваясь, сосны. Алексей включил фары. Первые капли дождя плеснули на свету и вспороли пыль на дороге.

Впереди возле густой сосны синим огнем засветились два глаза. Затем показался силуэт козла с тонкими ногами и длинной шеей. Секунду помедлив, он легко взлетел над кустарником и исчез в темной чаще.

В это время внутри густых ветвей сосны ярко вспыхнуло пламя, оно буйно взметнулось к небу, осветив все вокруг. Дерево с хрустом и треском раскололось от вершины до комля и гигантским факелом упало поперек дороги.

Алексей с силой нажал на тормоза, машина резко остановилась у горящих ветвей.

— Фу, черт, — выругался Алексей. — Еще не хватало, чтобы дурацким деревом задавило.

Алексей отъехал назад, выскочил из машины, сломил молодую сосенку и стал сбивать огонь с сосны, не давая ему переброситься на молодой лес. Но тут хлынул ливень, на мгновенье огонь вспыхнул сильней, языки пламени заметались из стороны в сторону и стали гаснуть.

Алексей залез в машину и, убедившись, что пожара не будет, поехал. Объезжая сосну по мелколесью, попал на какую-то дорогу. «Куда-нибудь выведет», — подумал Алексей. Вскоре он уперся в ограду небольшого домика, возле крыльца которого стоял мотоцикл. Алексей обрадовался, что приехал в жилое место.

Он вошел в дом.

— Здесь кто-нибудь есть?

— Алеша?! — раздался удивленный и в то же время радостный женский голос.

Вспыхнула молния. Комнатка на миг наполнилась синеватым дрожащим светом. В нескольких шагах от Алексея стояла Анна.

— Аннушка?! Что ты здесь делаешь?

— Наш отряд послезавтра переезжает в другую падь. Ездила посмотреть травы и место подобрать для стоянки. Гроза дорогой застала, увидела домик лесника, думала, кто есть. А здесь одни мыши. В домике страшно, и выйти боюсь, молнии так и ослепляют. А ты откуда взялся?

— В Борзе был, в объединении «Сельхозтехника». Ребята позвонили, что плоскорезы пришли. Да вот припоздал малость.

Анна в темноте подошла вплотную.

— Что делать-то будем?

— Ждать утра. Послушай, как поливает.

Дождь шумно барабанил по шиферной крыше.

— Да я уж наслушалась. Поесть бы сейчас. Голодная, продрогла вся.

— У меня кое-что найдется.

Алексей вышел. Вернулся с объемистым портфелем и фонариком. Посветил. Справа была печка, за ней у стены стояла железная кровать с панцирной сеткой, но без постели. Слева между окон к простенку жался стол с двумя табуретками.

— Куда же лесники-то подевались? — спросил Алексей.

— У них там, у круглого озерка, еще один домик есть. Видимо, туда перекочевали сено косить.

— Посвети.

Алексей подал Анне фонарик, выложил из портфеля колбасу, банку консервов, кусок сыру и пару огурцов.

— Да мы богачи, — радовалась Анна.

— Хлеба нет.

— Обойдемся.

Алексей пристроил на портфеле фонарик так, что он освещал часть стола, а отсвет падал на Анну. Открыл банку консервов, положил перед Анной перочинный нож.

— Это вместо вилки.

— Спасибо.

Анна разрезала огурец, положила на него два пластика колбасы и откусила. Алексей ел и посматривай на Анну. Она была в темно-коричневом спортивном костюме. Волосы перехватывала косынка. От слабого света глаза ее казались темными. На верхней губе чуть серебрился пушок, возле уха вился локон.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза