Несколько секунд они молча глядели друг на друга. Потом Анна рванулась к Алексею. Он целовал ее, что-то говорил, но она ничего не слышала. Вдруг над самой головой с оглушительным треском прогремел гром. Земля вздрогнула. Зашумел лес. И тотчас сыпанул крупный холодный дождь.
Алексей схватил Анну за руку, и они бросились к балагану сенокосчиков, который стоял на закрайке березового колка. В балагане было полутемно, душисто пахло сеном. Анна упала на сено, убрала со лба мокрые волосы. Алексей склонился над ней: «Аннушка, цветок ты мой полынный…»
Анна вспоминала каждое слово Алексея. Она даже слышала его интонации. И вновь, уже в который раз, переживала радость этой встречи. Казалось, годы не могли погасить ее…
Сегодня Анна, Арсалан, Ананий, Пронька и Маруф Игнатьевич с раннего утра в поле. В колхоз поступило два разбрасывателя, вот и обкатывали их, настраивали, только к полудню управились.
Проснулась и задышала земля, запарила на солнцепеках бесцветным пляшущим огнем. Но это было еще робкое пробуждение жизни. Приходила ночь, лужи покрывались тонкой коркой льда, цепенела земля.
— Теперь дело за теплом, — радовалась Анна.
— Прилетели бы чайки, а весна будет, — обнадежил Маруф Игнатьевич.
Он вскипятил чай, все сели за стол.
— Пейте, мужчинки, — разлила в кружки чай Анна. — Сегодня вы обед заслужили.
— Добрая хозяйка и по чарке бы налила. — Ананий посмотрел на Анну.
— Будет и чарка, но только в праздник, когда урожай соберем.
— Анна, ты в своем ли уме? — тряхнул рыжей головой Пронька. — Да к тому времени я ноги протяну.
— Ничего, Прокопий Ефимович, выживешь.
— У нас после войны в селе жил Ганька Коршун, — Арсалан, не торопясь прихлебывал чай и рассказывал: — Такой пьяница и бездельник, какого и свет не видывал. Был он как-то в степи, заехал к нам. Накормила его бабушка Дулма. И потянуло Ганьку на дармовые харчи. Выпьет с дружками, а закусывать к бабушке идет. Совсем всякий стыд потерял. Надоел, как старая ворона. Кончилось терпение у бабушки. А Ганька опять заявился да к обеду приурочил. Заходит в юрту, руку к груди прикладывает и говорит:
— Сайн байна, Дулма, эхэ.
Бабушка отвечает ему:
— Мэндэ, тала, вчера была, сегодня опять пришла. Чай варить — дрова нету, мясо варить долго будет. Свой табак кури да так вали.
И отвалил Ганька с пустым желудком.
— Так вас, шаромыжников, и надо учить, — смеялась Анна.
— Я вчера старика Игната Воробьева видел, — Пронька плутовски покосился на Анания. — Тебе, Ананий, поклон шлет.
— Пусть он этот поклон на шее вместо креста носит, — буркнул Ананий.
— Постой, Ананий, — оживился Арсалан. — Игнат все толкует про какие-то твои тайные дела с его старухой.
— Чтоб этому Игнашке…
— Ты расскажи, Ананий, — попросила Анна.
— Да что рассказывать-то, — Ананий отодвинул кружку и закурил. — Пришел я из армии. А у этого Игнашки дочь на выданье была — Варька. Красивая, бедовая девка, любого с ума сведет. И закрутили мы с ней любовь. Как-то она мне говорит, приходи сегодня ночью в амбар, я там спать буду. Вечер-то мы с парнями на лугу у Онона провели, девчат веселили. Оттуда в полночь я иду к Варьке в амбар. Захожу тихонько, сажусь на кровать и начинаю обнимать ее. Чувствую, что-то габариты не те, а разобраться еще не могу. Да и темень в амбаре непроглядная. Вдруг слышу голос:
— Что это тебя, старый хрыч, на грех-то потянуло? Мне уж про то и во сне-то не грезится.
Меня будто кто ключевой водой окатил. Отнялись руки и ноги. Оказывается, я обнимал Игнашкину старуху. А его в это время леший до ветру унес. Мне бы скорей удрать, так с перепугу ноги не слушаются. Старуха окончательно проснулась и как завопит:
— Игнат! Караул! Домовой!
Только теперь ко мне силы вернулись. Метнулся я от кровати и в дверях с Игнашкой встретился. Он весь в белом, как привидение, хватил кулаком по уху. У меня в глазах красный свет вспыхнул, но на ногах устоял. Изловчился и боднул головой Игнашку под дыхало. Отлетел он в угол и схватил там ружье. Я пулей пролетел по ограде и махнул через изгородь. И на свою беду рубахой за кол зацепился. Я и так и сяк, рубаха трещит, а не рвется.
Игнашка выбежал из амбара да как пальнет. Откуда у меня и силы взялись. Рванулся, рубаха треснула. И надо же было мне угодить в помойную яму. Выскочил из ямы, бегу по улице, собаки увязались следом и такой гвалт подняли, точно медведя-шатуна повстречали. А я без остановки в Онон. Сбросил одежонку, обмылся и, в чем мать родила, огородами домой. И тут черт подсунул Ефросинью Бугоркову, что сейчас поваром в детском саду работает. И какого лешего ей не спалось, все мужа своего караулила. Столкнулись мы с ней лицом к лицу.
— Свят, свят, — забормотала она и — бряк наземь.
Смотрю, пропадает баба, спасать надо. Давай ее в чувство приводить. А тут откуда-то ее муж пьяный вывернулся.
— Так вот ты тут чем занимаешься, — дико взревел он. — Голых парней развлекаешь, сучка бездомная.
Я наутек.
— А где Варька-то была? — задыхаясь от смеха, спросила Анна.
— Да я сам все перепутал. Она сказала, что у подружки в амбаре будет, всю ночь там ждала, а я к матери завалился.