Рябиновая ночь

— А ты что бродишь один как неприкаянный? Поедешь?

— Нет. Я побуду еще здесь.

— Смотри. А я что-то устала, домой поеду.

Глава 8

Все эти дни Анна, как на крыльях. Мир — в радость, работа — в сласть. Сама того не зная, похорошела, зацвела буйно, как припоздалый черемуховый куст. Мужчины провожали ее долгим жадным взглядом. Случалось, и приставали, грубо, нахально. Бабы втайне завидовали Анне, боясь за своих мужей, но в этом они не признались бы даже под смертной пыткой. А поэтому с особым наслаждением злословили о ней:

— Алексею Петровичу на шею вешается…

— Бесстыжая. В чужую семью лезет…

— Ребенка осиротить хочет…

Вот такой слушок вполз в дом Огневых. Не находит себе места Елена Николаевна, не идет сон, думы в узлы завязываются. Последнее дело чужую семью разбивать. Детские слезы не прощаются. Грех-то какой. Теперь сраму не оберешься. Людям хоть на глаза не показывайся. Да и Алексей-то хорош — немужнюю бабу сбить с пути, что сорвать подснежник в стерпи. Ославит, а потом к жене под бок. Уж не молод.

— Что это ты все вздыхаешь? — спросил Матвей Иванович.

— Слышал, что про Анну-то с Алексеем Петровичем в деревне говорят?

— Вам, бабам, вместо языка-то топор бы подвешать, вот нарубили бы дров.

— А если правда, тогда что делать будем?

— Не сосунята, какую кашу заварили, ту и хлебать будут.

— Анна-то, поди, родная тебе дочь. И не жалко?

— А на что ей моя жалость? К подолу вместо хвоста цеплять? Не урод, слава богу, всем взяла: и красотой и умом.

— Вот принесет в подоле, тогда другой сказ заведешь.

— И что ты ко мне пристала, как репей к овечьему брюху, — рассердился Матвей Иванович. — У вас, у баб, не душа, а дьявол рогатый. Он-то и делает все навыворот, не по-людски. Что ей теперь, кукушкой жить? А с Алексеем у них смолоду карусель идет. Поди разбери, что им надо. И не нашего ума это дело. А бабы весь век свой судачат. И в праведные-то они обряжаются тогда, когда уж сами грешить не могут.

— Вот горюшко-то мое, — вздохнула Елена Николаевна.

— Спи, Елена, не майся, — более ласково проговорил Матвей Иванович. — На фронте, бывало, в такую кутерьму попадешь, не дай бог к ночи вспомнить. Все горит, все грохочет, небо черней тучи. Куда ни сунешься, на тебя смерть глазеет. Ну, думаешь, из этого ада одна дорога — чаевать на тот свет к старикам. А оно, глядишь, смерть-то и пронесло стороной. А тут не война, все обойдется. Поломала Анна дом, это дело не мудреное, а вот новый не вдруг срубишь: то бревна горбятся — не подходят, то фундамент просел — сруб повело. И ребенка нечего бояться. Ты чужого-то берешь, вся в лице переменишься, будто на тебя молодым ветром дыхнет. А неужто родному рада не будешь?

— Да я разве супротив ребенка? Только было бы все как у людей.

— И у людей всяко бывало. Ни одна девка без славы не выросла. А уж что говорить про разведенных баб да про вдов? Или ты забыла, как тебя отец под замком от меня держал?

Отец Елены Николаевны, был справный казак, верой и правдой служил Семенову. И только когда деваться было некуда, перешел к красным. Поэтому и ненавидел он Огневых, а Огневы его. А когда узнал, что его Ленка любовь крутит с Матвеем, люто отходил ее супонью, увез на заимку и посадил под замок в зимовье. Но братья Огневы ночью выломали дверь и украли девушку. Отец проклял дочь и отрекся от нее. Да только у Елены с Матвеем от этого любовь крепче стала.

— Как же нам этой беды избежать? — вздохнула Елена Николаевна.

А слухи продолжали ползти из проулка в проулок, из дома в дом. И не знала о них только Анна. Как умела, берегла от людских глаз радость, что Алексей ее любит. Ночами, прижавшись щекой к подушке, перебирала в памяти подробности встречи с Алексеем в рябиновую ночь.

В Сенную падь Анна приехала первой, заглушила мотоцикл и присела под березкой. Горные луга, на которых кучились островки берез и лиственниц, с двух сторон охраняли хребты. Часть лугов была выкошена. А там, где еще не прошли косари, ярко пестрели цветы. С хрустальным звоном бежал ручей по густой траве.

Анна нетерпеливо посматривала на дорогу, которая виднелась в редколесье сбежавших с покоти сосен. От деревьев на луг падали длинные тени. Было солнечно, но где-то за хребтом громыхало. «А вдруг не приедет Алеша?» Набежал ветерок. На березе тревожно затрепетали листья. Приминая траву, по лугу прокатилась волна. «Нет, приедет». Анне казалось, что время остановилось. А громовые раскаты приближались и становились все сильней и сильней.

Рядом с Анной на тонкой ножке покачивался белый цветок. Анна сорвала его. «Ветреница. Какое странное название». И вдруг ей стало стыдно, что она — замужняя женщина — примчалась в эту глушь на свидание. «Хороша, ничего не скажешь. Что потом Алеша обо мне думать будет?..» Анна встала, чтобы поскорее убраться отсюда.

В это время из-за леса вынырнул на мотоцикле Алексей. Подъехал к Анне, заглушил мотор.

— Заждалась?