— Он просит передать, — сказал переводчик, — что его не интересуют ваши политические убеждения. Преступник, кто бы он ни был, нарушивший американские законы, должен быть возвращен американским властям. Майор и вы — солдаты. Оба вы выполняете свой солдатский долг. Майор надеется, что вы выполните свой солдатский долг.
— Да, я выполню его, — произнес Шакурский. — Мой воинский долг приказывает мне отказать в выдаче профессора Штейнгартена. Ни майор, ни я не имеем права судить австрийцев. У них есть свой суд.
Переводчик и майор посовещались.
— Вы решительно отказываете в выдаче Штейнгартена? — спросил переводчик.
Каменное лицо майора Вульфа было неподвижно. Казалось, что весь этот разговор его мало интересует: не посмеет советский офицер отказать в требовании.
— Решительно!
— До свиданья! — сказал переводчик и надел шляпу. — Вы будете сожалеть.
Шакурский ничего не ответил.
Майор, выкинув языком сигарету изо рта, не прощаясь, пошел к «виллису» и, опять согнувшись, как нож, влез в кабину и втянул ноги. Припрыгивая, перебежал лужи переводчик, вскочил в машину и захлопнул дверцу.
На полном газу машина круто развернулась у дома и стремительно помчалась по дороге, разметывая лужи.
Лухманцев с облегчением вздохнул.
Он взглянул на небо. Над Австрийскими Альпами все еще кучились тучи и шел дождь. Дождь мог продолжаться неделю-две. Темные тучи закрывали весь горизонт. Но в любой день они могли рассеяться, и тогда с вершин гор откроются далекие цветущие долины альпийских предгорий.
Наташа Мокроусова училась в Тульском машиностроительном институте. В комиссии, когда выпускники-инженеры получали назначение, Наташа попросила направить ее на уральский завод и назвала город, в котором жила ее замужняя сестра Варя. Наташа боялась попасть в такое место, где у нее нет ни родных, ни знакомых.
Ожидая назначения, она очень волновалась, плохо спала по ночам, почти ничем не могла заниматься. Но все разрешилось хорошо: ее послали на Урал.
На вокзале Наташу встретила сестра Варя.
Виделись сестры в последний раз давно. Наташа тогда училась в шестом классе, а Варя уже три года была замужем. Варя за эти годы внешне почти не изменилась, только в завитках черных волос на висках поблескивала ранняя седина, да когда она задумывалась, то под глазами прорезались тоненькие морщинки.
— Какая ты еще молодая, — удивленно говорила на вокзале Наташа, целуя сестру в сочные и холодные от мороза губы.
— Если не замечать седых волос и морщин, — шутливо поправила Варя. — А вот ты у меня молодец. Выросла-то как! Расцвела! Инженер! Натка — инженер!
Дома, забравшись с ногами на диван, прильнув друг к другу, сестры вспоминали детство, дорогие подробности жизни минувших лет. Наступил вечер, но зажигать огня не хотелось. Хорошо было сестрам сидеть вот так уютно, рядом, в спокойном полумраке теплой комнаты. От света уличного фонаря на паркетном полу лежала дымчатая тень тюлевой шторы и резкий темный рисунок фикуса. Сестры все говорили, говорили и никак не могли наговориться.
— Библиотекарем стала, — рассказывала о себе Варя. — Даже заочный институт окончила. Леонид уговаривал сменить профессию, а я не могу. Привязалась к книжным полкам, к читателям. Теперь и Леонид смирился, понял, что не быть мне инженером, махнул рукой.
Варя тихо рассмеялась и поцеловала сестру в щеку.
— Разболтались мы… Отвожу душу. Ну с кем же еще о детстве поговорить можно… А с Леонидом и разговариваем мало. Ему бы только о заводских делах поспорить. Веришь, еле удается его в театр вытянуть. Предпочитает, если свободен, дома на диване поваляться, в технических журналах порыться. Иной раз по неделе вечерами и не видимся — у меня то читательская конференция, то какая-нибудь книжная выставка, то беседы в общежитиях проводим. А он как будто и не замечает, что меня нет… А я очень рада за тебя, Натка. Очень! Выросла, вступаешь в жизнь. На заводе тебе понравится. Людей интересных, хороших много.
В коридоре раздался звонок.
— Мой тигр! — притворно испуганно проговорила Варя, соскакивая с дивана, и пошла открывать дверь.
Наташа быстро взглянула в зеркало. Так и есть — волосы спутались, блузка мятая. Как в таком виде покажется она мужу сестры?
Леонид Сергеевич, лохматый, крупнокостный, остановился в дверях, близоруко прищурясь, казалось строго и придирчиво рассматривал родственницу.
— Вот вы какие у нас беленькие, — добродушным баском протянул он, подходя. — На Варю-то совсем и не похожи. Не поверишь, что родные сестры. Она черненькая, а вы — беленькая. А сколько ямочек! Хороши, хороши! Значит, к нам на завод. Вот и преотлично, народ у нас приветливый.
И Наташе от этого добродушия, щедрого, широкого, стало необыкновенно легко и хорошо. Несколько минут спустя Леонид Сергеевич, приняв в ванной душ, появился в комнате и весь вечер трогательно ухаживал за ней.
Вечер прошел в оживленной болтовне. Наташа была счастлива, что все сложилось по ее желанию: здесь ей по-настоящему рады.