Рябиновая ветка

А плиту поднимали с двух сторон все выше и выше. Мельников стоял теперь на земле, задрав голову, и внимательно следил за всеми действиями рабочих. Его лицо чуть побледнело, только скулы горели, словно обожженные. Борис Николаевич уже давно держал в руках потухшую папиросу. Казалось, что в цехе становится все тише, не так уж громко шипит пламя электросварки и глуше стучат клепальные молотки.

Борис Николаевич нервно повел плечами и пробормотал:

— Ну, ну, хорошенько крепите… Не провороньте.

Он вдруг взял Наташу за кисть руки и так сильно сжал, что девушка охнула. Борис Николаевич оглянулся, опомнился и тут же отпустил руку. «Как он волнуется!» — подумала она.

Теперь плита была примерно на половине высоты цеха, и казалось, что ее поддерживают не стойки, а упругие солнечные столбики, пробивавшиеся сквозь щели железной крыши. Они были так ярки, что слепили глаза.

Мельников тихо спросил:

— Командовать?

Леонид Сергеевич ответил не сразу. Он тревожно оглядел цех, пожевал губами и тихо, решительно произнес:

— Давай!..

Мельников отступил в сторону, затоптал недокуренную папиросу, зачем-то привстав на носки сапог, развел руки в стороны и покрутил кистями.

Большая плита стала медленно, словно нехотя, повертываться вокруг своей оси. Наташа оглянулась. Все стояли, задрав головы, затаив дыхание. Она опять посмотрела на плиту. Казалось, что солнечные столбики, теперь переместившиеся, уже не поддерживают плиту, а помогают ей повернуться.

— Чудо! — нервно сказал Борис Николаевич, нарушая тишину. — Честное слово, чудо!.. — и облегченно рассмеялся. И всем вокруг стало вдруг легко от этого смеха.

Леонид Сергеевич похлопал Мельникова по плечу.

— А ты все боялся, чудак!

Мельников только добродушно усмехнулся, на миг перестав следить за поворотом плиты.

Леонид Сергеевич не мог скрыть своей бурной радости.

— Что скажешь, Борис Николаевич? Ловко сделано? Вот как монтажники работают!

— Одно скажу — сержант не растерялся…

— А ну тебя — с пословицей…

Плита уже повернулась, и Мельников начал командовать спуском.

Леонид Сергеевич умчался куда-то в глубину цеха, но и оттуда доносился его веселый голос.

— Шумный у вас родственник, — одобрительным тоном заметил Соболев. — А работать с ним хорошо.

Солнечные столбики исчезли, в цехе стало сумрачнее и строже.

Уже опять стоял шум, неразличимыми стали людские голоса. Самый напряженный момент поворота плиты прошел, все вернулись к своим делам. Только небольшая группа рабочих во главе с Мельниковым продолжала медленно опускать плиту.

— Теперь все просто и самому кажется, — повторил Борис Николаевич. — А эта плита мне неделю спать не давала. И ничего не мог придумать. А Мельников нашел… Вот, Наташа, как, бывает, мы свои дела решаем.

Плиту уже устанавливали на бетонные столбики. Рабочие что-то размечали на металле, подтаскивали детали, устанавливали электросварочные аппараты.

— Идемте, — позвал Борис Николаевич, — нам тут теперь нечего делать.

Коротенький весенний вечер кончился. Голубые сумерки охватывали завод. В воздухе еще держался клейкий аромат почек, и к нему примешивался запах легкого весеннего морозца, пропитанного душистой свежестью подмерзающей капели.

— Весна! — сказала Наташа. — В воскресенье обязательно поеду за город.

— С целью?

Наташа рассмеялась.

— Да разве за город с целью ездят, Борис Николаевич? Гулять.

— И как вы это делаете?

— Сажусь на автобус, еду до конечной остановки, а потом иду пешком по тропинкам, какие нравятся.

— И они вас не обманывают?

— Наоборот, всякий раз открывают чудеса.

— Вот как, оказывается, можно гулять, — с завистью сказал Соболев. — А я избаловал себя. Захочу отдохнуть — сажусь за руль и еду километров сто… Ведь надо как-то оправдывать владение машиной. Надо ваш способ испытать: автобусно-пеший.

— Уверена, что мой лучше.

— Не спорю — нужно проверить.

В конструкторской почти никого не было. Таинственная темнота лежала в углах зала. На чертежных досках белели большие листы бумаги с еле заметными линиями чертежей. Наташа подумала: как же велик общий труд! Сначала мысли конструкторов воплощаются в чертежи, потом переходят в детали и завершаются вот так, как это она видела сегодня в цехе.

— А день-то и пролетел, — с сожалением сказал Соболев. — Устали? Идите-ка домой, а я еще поработаю…

Она поняла это, как желание Соболева побыть наедине, и не обиделась.

Наташа прошла к своему месту, прибрала все и направилась к выходу. Борис Николаевич сидел за своим столом. Свет лампы бросал большой светлый круг на стол. Только один чистый лист бумаги и остро очиненный карандаш лежали перед Соболевым.

Борис Николаевич услышал легкие шаги Наташи и поднял голову, но ничего не сказал девушке, только кивком простился с ней.

Наташа тихо закрыла за собой дверь.

Потом, когда она шла по весенней улице, уже чистой от снега, она думала о вчерашнем вечере и нынешнем дне. Ей казалось, что произошло что-то очень важное и большое в ее жизни за минувшие сутки, и старалась понять, что же именно…

5

Трудные это были дни. Наташа только заканчивала очередную работу, а на столе уже лежало следующее задание. Так работали и все конструкторы.