Рябиновая ветка

— Мечтать любите? Не просто мечтать, а о чем-то очень вещественном, без чего и жить нельзя. Мечтать так, как будто вот таким лесным воздухом дышишь. У меня бывает такое. А потом влезешь в работу — об всем забудешь. Говорят, угрюмым становлюсь. Мы с вами как раз в такое время встретились. Снятся всякие узлы, кажется, что наделал сотни ошибок, просчетов. Чуть свет — летишь на завод. Так месяц, два. А с этой машиной мы уже год не расстаемся. И вот в такие самые трудные дни, когда уже видишь машину, вдруг начинаешь думать о следующей. Кажется, что следующая будет, действительно, настоящей, не будет совестно перед целым светом. А в этой, которую заканчиваешь, уже видишь тьму недостатков и удивляешься, как мог их допустить. Хочется скорее завершить старую и взяться за новую.

— Думаете о новой машине?

— Уже пора… Нам надо двигаться вперед, наступило время делать новую.

Потом Наташа и Соболев пошли дальше. Он взял ее под руку, а затем мягко сжал в ладони пальцы и уже не выпускал их. Обоим было весело, легко, как старым-старым друзьям.

Кое-где среди сосен еще лежали остатки плотного и голубоватого льда. Зеленели подушечки мха, на бурой земле поблескивали острые травинки и первые листочки земляники.

С высоты им открывалось то озеро, то дальние и ближние леса, то каменные громады города.

Поднялся порывистый ветер, скрылось солнце. В низинах между горами стояла тишина. И они радовались, когда уходили от ветра, а на вершинах Соболев заботливо заставлял Наташу плотнее застегивать пальто, закутывал шарфом шею. Потом вдруг налетел короткий дождь, но, увлеченные разговором, они даже и не заметили его.

— Вы о своей жизни думали? — спросил Соболев.

— Каждый человек, вероятно, думает.

— Конечно… Вот пришли вы к нам на завод. Дело у вас пошло. А дальше? Как теперь будете строить жизнь? Через год-два?

— О, я так далеко не заглядываю, — призналась Наташа. — Справиться бы с настоящим.

— Заглядывайте вперед, если хотите быть конструктором. Знаете, чем я занимался, когда пришел и получил вот такой, как ваш, стол и чертежную доску? Начал чертить все машины, которые видел. Ох, сколько извел бумаги! Это очень полезная работа. Чертишь и думаешь — это не так решено, а вот это очень здорово.

Наташа смотрела на Соболева и не узнавала его. Вот и замкнутый, вот и сухой… Наговаривал на себя.

Когда Соболев и Наташа спускались к шоссе, на пути им встретились два художника. Они писали первые весенние этюды.

— Весна открыта! — засмеялся Соболев. — Это верный признак, что весна пришла.

В городе, прощаясь, Соболев сказал:

— Мы тоже открыли весну. Славную придумали вы прогулку. Хороши ваши неизвестные тропки. До новой встречи!

— Когда? — смело спросила Наташа.

— А вот уж и не знаю! — Соболев развел руками. — Хорошо бы в следующее воскресенье. Но ведь утром-то непременно увидимся?

Варя и Леонид Сергеевич обедали. Сестра пытливо вгляделась в Наташу и спросила:

— Что с тобой? У тебя случилось что-то хорошее?

Наташа, не отвечая, прошла в свою комнату и там долго стояла у окна, глядя, как темнеет улица и в окнах противоположного дома загораются огни, стараясь разобраться в своих чувствах. Она поднесла руки к горящим щекам и так долго простояла у окна.

Несколько дней спустя, Соболев, совершая свой обычный обход по конструкторской, остановился возле Наташи и несколько минут молча наблюдал за ее работой.

— Вернемся к нашему разговору, — сказал он.

Наташа стояла у чертежной доски за только что начатой работой — чертежом крепления ковша. Она не поняла Соболева — к какому разговору он собирается вернуться?

— Помните, в лесу, я бормотал что-то бессвязное о новой машине? Теперь можно вести более практический разговор. — Он взял Наташу за локоть, подводя к столу и усаживая на стул. И сам сел рядом.

Солнечный жаркий свет лился сквозь широкое окно. Соболев сидел против окна, приставив к бровям ладонь, чтобы защитить глаза. Наташа опустила штору.

— Спасибо, — поблагодарил Соболев. — Так давайте вернемся к тому разговору.

Он положил на стол руки, с пальцами, покрытыми черными волосками, и одним пальцем, искривленным в суставе, и загадочно произнес:

— Хотите настоящую работу? Чтобы она вас зажгла, чтобы вы покой потеряли?

Наташа молчала.

— Ну, хотите?

— Если вы мне доверяете…

Соболев снял руки со стола и повернулся так, что Наташа стала видна ему в профиль.

— Через неделю наша машина уходит на Волгу. И пора нам готовить новую. Стройки торопят…

Он встал. Удивительно, как помолодело его лицо, и, верно, дело было не только в украинской рубашке, которую впервые Наташа увидела на нем. Даже припухлости под глазами почти не были заметны.

— В ближайшие дни, — заговорил он деловито и почти сухо, — конструкторский отдел переключаем на другие дела. Мы должны внести некоторые очень серьезные изменения в свою машину. В частности, лебедочное хозяйство. Помните свою первую работу — расчеты канатов? Я обещал вам, что еще не раз придется вернуться к ним. Необходимо пересмотреть все лебедочное хозяйство, все расчеты по канатам.

Он опять сел возле Наташи.

— Увлекает?

— Еще не знаю. Но я готова взяться и за канаты.