Осторожно переступая ногами, лошадь вошла в воду и остановилась. Доктор опять толкнул ее.
Он смутно помнил все, что случилось потом. Всхрапнув, лошадь решительно двинулась вперед, но сразу споткнулась, и Афанасий Семенович вывалился из седла. На миг перед ним мелькнула морда лошади с оскалом желтых зубов и расширенными фиолетовыми глазами. Работая отчаянно руками и ногами, Афанасий Семенович пытался повернуть к берегу. Он задыхался, намокшая одежда мешала плыть, тянула вниз.
Вдруг ноги коснулись дна, и Афанасий Семенович, все еще разводя руками, спотыкаясь, выбрался на мокрый щебенистый берег и прислонился к сосне, тяжело дыша. Лошадь несло течением к низкому затопленному берегу. Еще раз мелькнула ее голова и скрылась за поворотом. «Выберется, — подумал Афанасий Семенович, — Но что предпринять мне?»
Он старался спокойно оценить положение. Вернуться к Арсению Кузьмичу? Не дойти. Здесь через реку не переправиться. Оставалось одно — двигаться к мосту. По дороге есть небольшое селение, где-то близко работают геологические партии. Может быть, он встретит кого-нибудь, и ему помогут.
Выжав воду из одежды, доктор двинулся вдоль берега.
Озноб усилился еще больше. Голова горела, веки давили на глаза. Идти было трудно, ноги проваливались в мягкую моховую подстилку, и коричневая вода при каждом шаге звучно чмокала.
Тайга только казалась безлюдной. На поляне Афанасий Семенович увидел следы костра — несколько головешек и черный круг обгорелой травы. Попадались участки, где брали живицу. Один раз Афанасию Семеновичу показалось, что люди должны быть особенно близко. Он вышел на визирку — просеку, прорубленную в молодом сосновом лесу. На месте крайней скважины белела свежая деревянная пробка с номером и датой окончания бурения — репер, по выражению геологов. Везде валялись свежие стружки, окурки, спичечный коробок. Афанасий Семенович отдохнул тут, прислушиваясь.
Он шел до тех пор, пока деревья не слились в сплошную темную стену.
На ночь он прикорнул возле сосны. Здесь было несколько суше. Изредка Афанасий Семенович забывался коротким тревожным сном. В минуты забытья перед ним возникали бессвязные картины встреч, разговоров, споров. Он попадал в какие-то опасные положения. Мелькнула мысль, что все это — дурной сон, что стоит только собрать всю волю и открыть глаза, как призраки исчезнут, и он увидит себя дома, в спальне.
Открывая глаза, Афанасий Семенович убеждался в другом: тяжелый сон продолжался и наяву. Ему, действительно, угрожала опасность.
Дождь кончился, но стало очень холодно. Афанасий Семенович вставал, делал три шага вперед и три шага назад, чтобы согреться. Обессиленный, он опять присаживался, прижимался спиной к теплому, как ему казалось, стволу сосны, вытягивал ноги и закрывал тяжелые веки. Временами ему слышались близкие голоса людей, стук топора, бренчание сбруи… Он открывал глаза и прислушивался. Нет, ничего! Обман слуха! А ведь люди где-то близко…
«Температура не менее сорока», — вяло соображал доктор.
Рассвету Афанасий Семенович обрадовался. Тайга молчала, ни одна птица не подала своего голоса. Он встал и медленно двинулся дальше. Во всем теле чувствовалась боль, ноги ломило.
Опять вода преградила путь. Река далеко вышла из берегов. Между стволами желтела неподвижная вода, поверх которой плавал лесной мусор.
Афанасий Семенович стал медленно обходить новое препятствие.
Так он брел весь день, позволяя себе лишь короткие отдыхи. Он знал, что должен идти и идти. Если только он остановится и присядет, то вряд ли уже сможет встать и двигаться дальше.
Под вечер Афанасий Семенович снова вышел к реке. Вода попрежнему бурлила и клокотала. На противоположном берегу стоял угрюмый и молчаливый лес. За весь день доктор никого не встретил, хотя следы людей попадались чуть ли не на каждом шагу. Он не знал, какое расстояние прошел, далеко ли до моста.
Афанасий Семенович присел на корточки и долго смотрел на воду. Он настолько обессилел, что не мог держать даже голову, и она клонилась все ниже и ниже. Афанасию Семеновичу вспомнилась сосна, упавшая в реку. Он хотел одного: прилечь. И он откинулся навзничь, хотя понимал всю гибельность своего поступка. Земля показалась ему мягкой, теплой и доброй.
…Геологи набрели на лежавшего без сознания у самой воды Афанасия Семеновича. Только через три дня они смогли привезти его в больницу.
Из больницы Афанасия Семеновича выписали раньше срока, в средних числах августа.
Начало осени на севере всегда хорошее. Теплый душистый воздух шел из тайги, хотелось дышать и дышать. С каждым вздохом сила и бодрость вливались в тело. Леса стояли приветливо зеленые. Облака, как отары овец, шли весь день над ними.
За воротами звонким, заливистым лаем захлебнулся Барсик. Марья Васильевна, с утра поджидавшая возвращения мужа, поняла, что Барсик встретил Афанасия Семеновича, и вышла на крыльцо.
— Вот и попрощался, Машенька, с тайгой, — не удержался Афанасий Семенович от шутки, обнимая жену за худенькие плечи.
— Попрощался? — Марья Васильевна не могла так легко отнестись к тому, что случилось. — Как ты можешь шутить?