Рябиновый клин

Но тут, знач, военное положение. Пулемёты, гранаты, мочиловка всякого-каждого… как положено. И к соседу нашему, смотрим, на другой день тракторочек прискакал, и сосед с трактористом эту бочку грузанули. И – шасть опять к нам: ещё солярочки. Я говорю: а что дашь? Он: еды, понятно… А мы-то вчера налопались, как удавы на солнышке; нам на пять дней переваривать хватит. Не, говорю, не катит, мил человек. Ты, видно, через нас решил сбыт организовать? Тракторов вокруг до хрена… Вот тебе пример, Петровна, что значит в жизни личности достойное питание: лишь однажды я поел как человек, и мозги мои немедля заработали. А мозги у меня всегда в одном направлении фурычили – на восход, на солнце, как говорится, нашей поэзии. И стали мы брать за бочку соляры-мамы пять рублей. За неделю триста бочек ушло. И когда приехала цистерна, ёмкость под горючее была свободна. Так взвился занавес над очередным проектом моего беспокойного гения.

Я знаю, что ты сейчас скажешь: что это статья, причём такая, серьёзная…

Но когда ты услышишь продолжение, тебе это не статьёй покажется, а лёгкой прогулкой среди цветков и бабочек.

Тем более что как раз посреди этого цветущего солдатского бизнеса меня подстрелили на взлёте махинаций… Вот смотри… щас, тут брючина тугая, не заворачивается… О! Видишь – синяя вмятина? И кость задета. Причём стреляли из допотопного ружья, которое, видимо, камнями заряжают.

Короче, ходили мы каждый день в роту за жратвой; по очереди ходили. Три кэмэ идёшь вдоль хлопкового поля, по-над арыком. Идёшь, о своём думаешь. Хорошая прогулка, свежий воздух… И тут слышу звук такой: «пух!» И всё. И сначала вроде ничего… а потом так больно стало! Оглядываю себя, а у меня нога в штанине вся чёрная сзади, в крови!

А мы с автоматами, с гранатами ходили… И я на середине пути – куда деваться? Вперёд, в роту? Или назад – на станцию? Я – в арык и вплавь, враскорячку, кое-как… в роту, к своим! А в роте, видать, выстрел-то услыхали. Там у них на вышке пулемёт стоял, ДШК, серьёзная такая херовина, ствол – как отсюда до той двери. И когда ребята услыхали выстрел, они приналегли и «ф-ф-ф-ф-ф!!!»… в нужную сторону, то есть по мне. А пулемёт – это ж не просто пульки, они ж взрываются! И по мне, блллин-блинович, такое мероприятие! Ну, я – в арык и ползком, пригнувшись, мордой в воду, жопа горбом… доплыл! И меня – в госпиталь… Я сначала возрадовался, думал, комиссуют. К тому времени я уже год прослужил, и, скажу тебе честно, полностью утолил военно-патриотическое любопытство. Но нет, видимо, я нужен был родине до зарезу.

Теперь спроси меня, Петровна, что я заработал своим геройским ранением? И я отвечу тебе: пенсионерскую уважуху и пищевое воздержание. Книжечку после армии мне дали – бесплатный проезд на метро. И подарили спортивный костюм цвета абрикоса. В метро я как-то пару раз проехался, да. Потом эту стариковскую книжку потерял…

Стоп, Петровна, перерыв. Горло засохло… Ага, чай-чаевич, король-королевич. Я теперь спец по чаям, а был спецом по водяре. Не знаю, что дешевле – если чай-то хороший брать, не барахло. И выключи текущую жизнь, зачем её Нине впустую слушать…»

«– Ку-ку! Приём! Приём стеклотары! Как слышно? Поехали?.. Мы на чём там остановились, Петровна? А! На мудацком ранении в ногу. Хорошо, что не в жопу, это была бы печаль на всю жизнь. Ну, ладно. Переходим к острову сокровищ… А жалко, что зловещей музыки нет. Слушай, ноу-халяу: может, параллельно с рассказом включать музыку ужасов? Настраивать Нину на правильный фокус. И к книжке потом диск присобачить: музыкальное сопровождение к мио-карду.

Да ладно тебе, это шутка. Я не отвлекаюсь. Поехали… Остров сокровищ: та-да-ам!

Я говорил, да, что у нас телевизора не было? Но на основе удачных махинаций с солярой мне удалось выкружить у какого-то деда старенький «Рекорд В312». Только у него кинескоп был сгоревший. Тогда из города мне ещё один притащили. И как раз у того только кинескоп и работал: плата оказалась живая, телик говорил, переключался… И вышло у нас: вещал один, а показывал другой. Они и стояли боком друг к другу. Худо-бедно мы смотрели все новости, в том числе знаменитую передачу господина Невзорова «600 секунд». Так что во всём случившемся он, считай, больше всех и виноват.

У нас там на складах, понимаешь, стояли списанные станции. А склады огромные, шесть таких на территории. Не опечатанные, ничего, свободный доступ. И полно серной кислоты. Раньше станции были все ламповые. Как-то мы по -ЗИПам лазали, лазали, осматривались… ЗИП – это запасные части станции. И там всё лампы, лампы, лампы… конца-краю не видно. Главное, в каждой коробочке инструкция: пишут, сколько палладия, сколько ванадия, сколько где содержится драгоценного метала: в аноде, в катоде. Ну, лампы и лампы…

Их надо было утилизировать, но до этого никому уже дела не было: перестройка, разброд, в армии – смертоносный бардак, и никто никому не сват и не начальник.