Рябиновый клин

Этот идиотский женский псевдоним, вкупе с тягучим баритоном, сцены однообразных и убогих случек пылающих страстью героинь в его сочинениях, которые сам он именовал – тьфу! – «садами удовольствий», – всё это повергало Надежду в бесконечную тоску, доходящую до ненависти. Ни сил, ни желания выслушивать высококультурную бодягу бывшего сокурсника в его настырных попытках «возобновить нашу былую дружбу» у неё не было. Словом, у каждого своя голгофа. Надеждина голгофа носила литературный псевдоним Светлана Безыскусная, хотя по старой студенческой привычке откликалась на имя Марти.

Уже несколько лет Мартинас пытался либо приехать к Надежде «повидаться», либо вытянуть её в Каунас, и все их длительные беседы были не чем иным, как сражением на линии обороны. Сюда его пускать было нельзя, ехать в Каунас она не собиралась.

Минут через десять закончив с поздравлениями («Я бы хотел, моя дорогая, в текущем году встретить тебя там, где ты выберешь сама, и лично поздравить с тем, что твоя пылкость, твой ум и восхитительная деликатность с годами ничуть тебе не изменили») – закончив с поздравлениями, Мартинас перешёл к следующему пункту программы: обсуждение «жизненных реалий»; спросил, чувствуется ли кризис в Москве.

Надежда оживилась. Хулиганская подворотня манила досрочным освобождением от куртуазного менуэта, тем более что следующим номером программы должен был стать мягкий натиск Светланы Безыскусной по теме нового эротического шедевра.

– Чувствуется, Марти, очень! Вот в прошлые новогодние праздники мы с Лукичом собрали по ближним помойкам полмешка жестяных пеналов из-под виски, а в этом году – всего один.

С одной стороны, только так и можно прервать всю его невыносимую чушь, с другой стороны, то была чистая правда: обходить окрестные помойки научил её Лёшик, чья художественная натура являла собой бесконечный хэппенинг. «Ты не представляешь, мать, что за клондайк – наши добрые русские помойки! В прошлую пятницу у себя во дворе я надыбал резной пюпитр с клавесина восемнадцатого века!»

– Я ведь стала страстной обходчицей помоек, Марти, я тебе хвасталась? И Лукичу приятно. Бывают находки потрясающие…

В трубке возникла пауза, словно кто-то кран перекрыл.

Тогда Надежда решила рискнуть: взяла кисть и помаленьку-потихоньку (краска-то уже разведена) приступила к затеянной побелке, а то весь вечер потеряешь в светской беседе.

– Вот на днях: подобрала на помойке большой пакет, – продолжала она, осторожно набирая на широкую кисть погуще белого, – а в нём – настоящие сокровища, и всё артефакты советских времён: суконная скатерть овальной формы, изу-мительная, большой кусок серебристой ткани типа гобелена и огромная бархатная портьера с выдавленными розами… Алё, ты слушаешь?

– Я… да… конечно, Наденька, дорогая… – сдавленно пробормотал Мартинас.

– А портьера, – оживлённо продолжала она (её уже несло на бешеных рысаках, и в то же время всё смелее и размашистей она водила кистью по стене), – портьера необычайного цвета: такого, знаешь, зелёного, а скорее, салатного, очень редкого, изысканного… Сынок сказал, этот цвет называется эмеральдовый. А я, представь, и не слышала такого названия – дореволюционного. И у нынешних писателей никогда не встречала. Вся эта современная литература, Марти, в смысле стиля совсем оскудела. Ты не поверишь, что за подзаборный примитив приходится читать и редактировать. Не говоря уже о бранных словесах, обо всей этой уличной грязи: что ни страница, то мат-перемат…

В это мгновение Пушкин, лениво охотившийся на книжном шкафу, выпустил из лапы пойманную моль, и та полетела вниз, кувыркаясь и пытаясь зацепиться за воздух покалеченными крылышками. Кот напрягся, высматривая колченогий полёт упущенной добычи, и чёрной молнией сиганул за ней прямо в ведро, подняв при этом целый веер белых брызг.

– Блять!!! Чтоб ты сдох!!! – завопила в трубку Надежда; уважаемая коллегами и авторами Надежда Петровна Авдеева, руководитель отдела современной русской литературы крупнейшего издательства России. Отбросив кисть и телефонную трубку, она ринулась спасать своего облезлого, оглохшего и ослепшего каскадёра.

Часа через два, уже засыпая, вялой рукой поглаживая притихшего и всё ещё влажного Пушкина, она вспомнила, что надо бы Мартинасу отзвонить, а то как-то внезапно прервался культурный разговор. Надо отзвонить непременно… когда-нибудь, по возможности.

Глава 10 Золотые армейские прииски