Рябиновый клин

«Вот узбеки. Считается, что им надо больше платить, потому что они не пьют. И я теперь не пью, однако в цене пока не вырос. Хотя свои первородные ноу-халяу готов дарить встречному-поперечному. Например. Петровна, ты видала, в ИКЕЕ что придумали? Из больших чашек сделали светильники. Сидишь ты на кухне, а у тебя над головой чашка перевёрнутая висит. Между прочим, в этом есть психологический эффект. Если ты сидишь под такой лампой, то, выпив чай, машинально переворачиваешь чашку вверх дном. И я решил: а что, если дальше пойти? Сделать поднос, на нём три чашки, тарелка, вилка, ложка. И – искусственная яичница! Красиво же? Ты когда на такой светильник посмотришь, мозг сбивается: воспринимает всё как ошибку. Ты сразу лихорадочно всё переворачиваешь на столе! Надо бы сделать и понаблюдать, как народ будет реагировать – Ванька, например. Или Лобзай. А вот если говно подвесить? Никакой гость вообще жрать не станет! Попробуй, Петровна, и ты застрахована от гостей на всю жизнь!»

«Только не от тебя», – говорю я, практически выталкивая его наружу.

Денег у него по-прежнему ни шиша, хотя все рассказы – именно о бурной коммерческой деятельности. О том, сколько шальных бабулек он мог бы иметь, если б не… Далее идёт список причин, негодных людей, природных катаклизмов и тотальной невезухи разного калибра. В этих высокопарных поэмах он всегда выступает то ли благородным рыцарем с поднятым забралом, то ли монахом-отшельником. Выражается соответственно образу:

«Ты положил мне в рот хлеб невидимый!» – это я Гнилухину сказал. – «Что-что?!» – «…ну, в том смысле, что хватит уже меня обещаниями кормить!»

Помимо основной своей должности – мальчика на все руки в дачном посёлке на Межуре, – время от времени он подрабатывает в бригаде у Альбертика, и это – отдельная душераздирающая глава его жизни…

Сейчас вдруг поняла, что, описывая местную фауну, обошла такую живописную рожу, как Альбертик! Ай-яй-яй… Непорядок. Это требует немедленного вмешательства. Ведь Альбертик – персонаж, да и какой! На развёрнутую экспозицию меня сегодня не хватит, так что несколько слов.

Во-первых и в-главных: Альбертик – он хо-до-о-ок! Считается красавцем, хотя, по словам Изюма, «пузо у него – три дня, и родит!». Но – сердцеед, и бабы за ним табунами, табунами…

Вот его любовная тактика и практика: ремонтирует он, Альбертик, квартиру какой-нибудь одинокой бабе. Вносит инструменты, лестницу, кисти-краски… и остаётся там жить. Уверяет, что женился. С первого взгляда предлагает даме руку и сердце (говорит, после этого человек быстрее идёт на контакт). А знакомится с бабами следующим образом. «Пошли мы, – рассказывает Изю-му, – с Настей в «Плазу»… (Настя – это его двенадцатилетняя дочь.) Купили мороженое, сидим, кушаем. Вдруг вижу: за соседним столиком девушка. Многообещающая. Ну, я подвалил, то-сё, тары-бары-растабары… Короче, ушёл с девушкой».

«Как – с девушкой?! – удивляется Изюм. – А Настя?»

«А что – Настя… Настя с мороженым осталась».

«Вот такие у него, Альбертика, великосветские манеры, – провозглашает Изюм всё с той же кафедры: у меня на веранде. – Скажем, разбежался он с бабой. Например, года полтора назад была у него каланча. Делал ей ремонт и, как обычно, остался там. Любовь была несусветная, шарики-цветочки, рука и сердце, щит и меч… Потом ремонт закончился, Альбертик слинял. У него же новый ремонт по плану, да? И каланча сильно страдала. Так что ты думаешь, Петровна? Её родители, чтобы вернуть Альбертика в лоно, снова ремонт затеяли! Во как!»

Сейчас у Альбертика Галя. Она «работает в пряниках» – то есть закусь всегда под рукой. Галя оказалась лучше всех, так как нащупала правильный подход и успешно его использует: Галя его бьёт, и Альбертик уважает её увесистую руку. Хотя комплекции она небольшой, как раз такой, как Изю-мина супруга Марго, а потому, приехав к Изюму в гости на пленэр, Галя таскает из шкафа и пялит на себя Маргошины шмотки. Недавно приехала, надела куртку, а там, в карманах – фантики от жвачки, стеклянный шарик. Это Марго недавно была, приезжала контролировать ситуацию.

«Эт что такое?! – возмутилась Галя, опустив руку в карман и нащупав там неопознанные объекты. – Эт что за блядь тут мою куртку носила?»

«Достали меня эти гости! – жалуется Изюм. – Понимаешь, они приезжают, когда вздумается, привозят бухло и какую-то отраву с уличного лотка, а я тут готовь, подавай-принимай, одним словом, пластайся. А если их отрава осталась недоеденной, они забирают её с собой.

Представь, Петровна, – говорит, – они в постели едят! Они в постели едят арбуз! Что за манеры! Шкурки от бананов под кровать бросают! Я вот повешу над зеркалом объявление: «Шкурки от бананов под кровать не бросать! Штраф десять тысяч рублей!»

Вчера с утречка звонит:

«Тут у меня такое… такое! Тут один встал и говорит: «Всех сейчас убью!»

«Почему?» – спрашиваю, опасаясь, что за этим последует длинная повесть о любви и смерти, а у меня на сегодня большие планы по уборке двора, да и поднялась я с такой головной болью, что в глазах – салют.

«Да ему лимон в штаны положили».

«Лимон?!»