Когда Варя Коммунарова поднялась к директору, у него в кабинете уже находилась Тамара Павловна, и они беседовали. Варя решила подождать, устроилась на краешке стула, а несколько секунд спустя в приемную из коридора вошла Августина в сопровождении следователя. В руках у воспитательницы была серая папка со шнурками, на которой было напечатано «Мохов Вадим Александрович».
Августина быстрым взглядом окинула Варю, что-то мелькнуло в ее глазах, чего девушка не сумела понять, поскольку была занята своими мыслями и предстоящим разговором с директором.
— Ступай, Коммунарова, вниз, жди меня у входа. Я уже иду. Августина говорила так, будто они давно с Варей о чем-то уговорились и будто Варя сюда нарочно пришла, чтобы найти воспитательницу. Девушку досада взяла — Августина ничего не понимает! Она, Варя, должна все объяснить директору, а заодно следователю про Вадима, какой он умный, добрый! Она готова взять на поруки, и все такое…
Видимо, волнение отразилось на лице у Вари — следователь с интересом взглянул на нее. У него были цепкие и пронзительные глаза.
Варя открыла было рот, но Августина повторила тем тоном, с металлической твердой ноткой, которого Варя не посмела ослушаться:
— Ступай, Коммунарова. Я скоро.
И, не спуская с Вари глаз, постучала в дверь и вошла в кабинет.
Варя прикусила губу и вышла. Она спустилась и остановилась возле больших дверей главного входа — некогда с любовью изготовленных искусным резчиком и покрытых лаком, а теперь — обшарпанных и избитых понизу башмаками.
Августина действительно спустилась вслед за Варей, не заставила ждать. Сделав знак девушке, торопливо пошла по тропинке к флигелю.
— Августина Тихоновна, зачем вы меня позвали? — ворчала позади нее Варя. — У меня, между прочим, срочное дело к директору.
Августина не отвечала, и Варе на миг показалось, что та прочитала все ее мысли. От этого стало неуютно.
Владик играл возле флигеля, когда заметил приближающуюся в обществе Вари мать. По своему обыкновению, мальчик спрятался за поленницу, чтобы затем, выскочив оттуда, напугать.
Но мать, странное дело, не зашла во двор, а прошла дальше, к оврагу, и остановилась у рябины. Они о чем-то разговаривали с Варей и даже не искали его глазами!
Владик опустился в траву и ползком двинулся в сторону рябины. Придется спрятаться за кустами и оттуда выскочить в подходящий момент.
Мать с девушкой так были увлечены разговором, что не заметили его передвижений.
Он подобрался совсем близко и хорошо слышал все, о чем они говорили.
— Он не враг! — говорила Варя, то и дело взмахивая рукой. — И никакой не заговорщик, а просто мыслит неправильно! А его судить будут как преступника… Этого нельзя допустить.
— С этим ты собиралась идти к директору? — спросила мать. Владик увидел, как она пытается закурить, ломая спички. Он давно не замечал, чтобы мать курила. Доктор запретил.
— Ну я же с ним говорила. С Вадимом.
— Ты читала, что он писал?
— Нет, но я догадываюсь. Он говорил мне о своих взглядах. Я знаю, что он имел в виду и почему все это писал. Его нужно убеждать и перевоспитывать, но не сажать в тюрьму. Понимаете?
— Понимаю, — сказала мать, выпуская дым в зеленые гроздья неспелой рябины. — А ты о себе подумала, Варвара?
— О себе? Да потому так все и происходит, что все вокруг только о себе и думают! Когда маму арестовали, никто за нее не вступился, а если бы вступился, то, может быть, все было бы по-другому!
Мать ничего на это не ответила, а только затянулась и, глядя мимо девушки, спросила:
— Значит, ты решила рассказать следователю и директору о своих разговорах с Моховым? О том, что ты знала о его убеждениях, но молчала… Так? — Мать говорила неторопливо, то затягиваясь, то выпуская дым.
— Ну да. Извините, Августина Тихоновна, мне нужно торопиться.
— Да, да, — рассеянно отозвалась мать. Она будто бы уже переключилась с разговора на что-то свое, то, что было далеко от Вари, Вадима и всех детдомовцев. Владику показалось, что сейчас она вспомнит о нем и позовет. Вот тут он и выскочит из кустов! — Сейчас пойдешь, только помоги мне а одном деле, пожалуйста. Мне без посторонней помощи никак не справиться, — сказала мать, и, к разочарованию Владика, повела девушку в сторону от тех кустов, где он так удачно затаился!
Мать повела Варю к погребам, которые находились за огородами. Эти два погребка — их и поварихин — были приспособлены для хранения картофеля и капусты. Сейчас оба пустовали и стояли открытыми — проветривались.
Что понадобилось матери в пустом погребе, Владик додуматься не мог и потому немного высунулся над кустами, чтобы все увидеть.
— Там, внизу, канистра с керосином и рядом — бутыль, — объясняла мать. — Налей бутылку, пробкой заткни и тогда поднимайся.
Владик не переставал удивляться забывчивости матери — какой в погребе керосин? Керосин всегда хранился в кладовке во флигеле. Кто же будет хранить керосин в погребе рядом с картошкой? Провоняет ведь!