Рябиновый мед. Августина

Это было странное ощущение. Варя не могла оторвать глаз от стены. Лунный свет падал на старую фреску, делая краски особенными, таинственными, а само помещение и спящих в нем людей — в дымке, будто нарочно отодвигая их от Вари, оставляя ее наедине с прекрасной незнакомкой.

Варя не заметила, как уснула. И был ли это сон? Впервые за много-много дней с тех пор, как увели ночью ее мать, она заснула умиротворенной, словно кто-то близкий принял часть ее забот на себя. На другой день Варя вместе с другими выпускниками уехала в город, где все они должны были выбрать себе ФЗУ для получения специальности. Но Варя не хотела в ФЗУ, в Ярославль. Собрав нехитрые пожитки и захватив документы, она села на поезд, следующий в Москву.

А в Бужениново нагрянула комиссия. Смотрели обгорелые лестницы замка, заглядывали в помещения, говорили с детьми и преподавателями. Комнату директора во флигеле занял представитель райкома. В комнату эту вызывали всех по очереди, люди выходили оттуда красные и взволнованные. С первого вопроса товарища из райкома Августина поняла — ищут виновного. Кто-то должен отвечать за пожар.

Как проходил вечер? Кто за что отвечал? Где была она? Что делал директор?

— Вот ваша завхоз показала, что директор не хотел выносить из огня портреты революционных деятелей… Это правда?

— Что? — Августина уставилась на него. — Какие портреты? Он детей спасал! Ни один ребенок не пострадал на пожаре. Ни один!

— Вы свободны, — сухо оборвал ее райкомовец. — Позовите товарища Оришко.

Директор — хмурый, издерганный — курил на ступеньках крыльца. Молча сапогом затушил окурок, проковылял мимо нее.

Она осталась на крыльце. В пустом флигеле гулко раздавались голоса на повышенных тонах — директор защищался от напора райкомовца. До нее доносились слова «вредительство», «диверсия» и другие, не менее неприятные и злые. Она осталась одна во флигеле — Владика забрала к себе Маша, а повариха-соседка еще днем уехала на подводе в город. Августина должна была собрать вещи, чтобы назавтра быть готовой к отъезду. Но она стояла в гулком коридоре, ловя обрывки злого разговора. Вдруг почему-то на миг представила, что вспыльчивый и решительный Капитан Флинт не выдержит каверзного тона и набросится на райкомовца с кулаками. Только когда услышала шаги в комнате Флинта, нырнула к себе, прислонилась спиной к двери. В окно увидела, как райкомовец удаляется к замку, возле которого стоит машина с заждавшейся его комиссией. Машина заурчала, проехала по усыпанной гравием дорожке и скрылась. Из комнаты директора не доносилось ни звука. Чем кончился разговор? Что теперь будет? Чего ждать?

Пойти постучаться и спросить? Нет, конечно, она не пойдет. Это нетактично. И тем не менее совсем не проявить человеческого участия?

Она в раздумьях мерила шагами комнату, не без тревоги прислушиваясь к звенящей тишине за стеной. Время шло, тревога нарастала. Она подоила козу, вернулась — тишина.

Наконец Августина не выдержала — осторожно постучала в дверь.

— Войдите.

Капитан Флинт сидел у распахнутого окна. На подоконнике стояли початая бутылка водки и граненый стакан.

Не ожидая увидеть такую картину, Августина молча остановилась на пороге.

— Присоединяйтесь, — широким жестом пригласил Флинт. Заметив, что она остается стоять, махнул рукой: — Не стесняйтесь, Августина Тихоновна. Я теперь уже не директор. Все. Предложено покинуть пост. Не-до-гля-дел…

Она молча прошла в комнату, взяла со стола второй стакан, налила до половины. Капитан Флинт с интересом наблюдал за ней. Зажмурившись, она опрокинула в себя содержимое стакана. Слезы брызнули из глаз, она шумно выдохнула, взмахнула рукой, прижала пальцы к губам. Капитан Флинт поднялся, глядя на нее тяжелым взглядом. Забрал стакан из рук, поставил на подоконник.

— Иди сюда…

Она повиновалась — шагнула навстречу. Он сгреб в охапку, обжег дыханием, ладонью больно сжал грудь. Пуговицы, кружевной воротничок, пояс на талии — все мешало, все было не к месту. Он развернулся вместе с ней, прижал к стене, задрал подол, сжал руками ягодицы, зарычал ей в плечо. Трясущимися руками она освобождала его от ремня, расстегивала галифе, стараясь ни о чем не думать, совсем ни о чем. Ни о его протезе, ни о распахнутом настежь окне и незапертой двери. Он взял ее прямо так, впечатав в дощатую стену, не сняв сапог, — с яростным торопливым напором.

После они некоторое время молча стояли, ждали, когда выровняется дыхание.

— Разденься, — попросил он.

Она молча отстранила его и вышла. Принесла свежее белье, застелила постель. Все это время он стоял у окна и смотрел на нее.

Разделась и легла. Слушала, как возится с одеждой Капитан Флинт, как стукнул, упав, костыль…

Они лежали рядом и молчали. Ночь за окном свистела на все лады. Осторожно закапал по листьям дождь.

— Я буду работать рядовым учителем в школе. Но у меня есть дом в городе. Останешься со мной?

— Останусь.