Рябцева С.Л.Дети восьмидесятых

– С. Л., я всё нарисовала, только у меня склеилось!

И на лице досада: эх, пятерка сорвалась!

– Это ужасно! – я опечалена ещё больше Натальи.

Печаль моя не имеет границ! Бросаюсь выручать

несчастного ребенка: пытаюсь разъединить листы – куда там, сделано на совесть... А как же пятёрка?! Все-таки разнимаю: белый лист основательно измазан белой же краской и склеен с предыдущим...

Каждый такой случай становился объектом самого подробного, самого пристального коллективного анализа, изрядно сатирического по форме. Ну, кому захочется хотя бы раз в месяц быть в центре ТАКОГО внимания!

На сей раз Наталья стала жертвой собственной лени. Она не приучена преодолевать препятствия, а эскиз витрины требовал кроме полета фантазии немалой дозы пыхтения, на что моя Наталья пока не способна. Выкрутиться – это и проще, и привычнее.

Как неимоверно тяжело заставить себя трудиться! Искренне сочувствую и Наташе, и другим детям, Понимаю их, потому что сама – необыкновенно ленивый человек. Правда, никто об этом не знает, потому что жизнь складывалась странно: всё время надо было работать. И ни разу не представилась возможность развернуться моей безграничной лени во всей красе и полноте.

Так вот и живу двойной жизнью: снаружи вроде труженица, а внутри – о!– на боку лежать и то лень.

Ну как я могу ругать детей за лень?! По правилам ведь надо сначала отругать, и хорошенько, а потом привести светлый, оптимистический, положительный пример: "Вот я в ваши годы..." Или так: "Вот я на вашем месте..."

Лучше промолчать. Пусть выручает театр.

Есть у нас в репертуаре прелестное стихотворение Л. Квитко "Лемеле хозяйничает".

Мама уходит, спешит в магазин:

– Лемеле, ты остаешься один.–

Мама сказала: — Ты мне услужи:

Вымой тарелки, сестру уложи.

Дрова наколоть не забудь, мой сынок.

Поймай петуха и запри на замок,

Сестрёнка, тарелки, петух и дрова...

У Лемеле только одна голова!

Схватил он сестренку и запер в сарай.

Сказал он сестренке:– Ты здесь поиграй!

Дрова он усердно промыл кипятком,

Четыре тарелки разбил молотком.

Но долго пришлось с петухом воевать –

Ему не хотелось ложиться в кровать.

Это "театр одного актера". Учили мы стихотворение в I классе, а всерьёз разрабатывали уже во II, когда артисты научились гибко переключаться, свободно интонировать. Учили все, а выступала Инна. Но её многие могли заменить и заменяли при необходимости.

Выучить слова – только первый шаг. Потом и начинается работа: интонация, темп речи, мимика, взгляд, жест, пауза, переходы от одной роли к другой. И всё это не по причине чьей-то прихоти, не на пустом месте, а от характера персонажа. Есть у Лемели определенные качества, которые мы обнаружили при обсуждении. Как их донести до зрителя? Какие понадобятся средства?

Вот эта самая надобность и порождала удивительную. интонационную и пластическую выразительность. Получился любопытный сплав: потребность+интерес+умение, который и поражает зрителя.

Готовят монтаж (тот самый, "резиновый"):

– Петя, читай выразительнее!

Но выразительность-то идёт от чувства, чувство – от интереса, интерес – от потребности. Так откуда возьмётся выразительность у Пети, читающего такое:

Москва взметнула кроны и поднебесье,

В цеха свои торопится Москва.

Она любой из тысячи профессий

Открыла горизонты мастерства.

(Хотелось бы узнать, какие чувства испытывал поэт, сочиняя такое... Или увидеть сам процесс, поприсутствовать, услышать, как читает автор. Интересно, смог ли он сам выучить наизусть?)

Кричит малыш, связки надрывает, чтобы хоть количеством возместить отсутствие качества, а учительница не унимается:

– Петя, а ещё выразительнее можешь? Постарайся! Ты бери пример с Маши. Послушай, как выразительно у неё получается.

Нет, Петя, не бери пример с Маши. Она копирует. В сочетании с косичками и бантиком её рулады вроде и производят умилительное впечатление, но ведь фальшиво всё это! Девочку учат – и научат-таки!– имитировать, изображать чувства, которых нет в помине. Научат на свою голову: многих уже научили...

В стихотворении Л. Квитко Лемеле – смешной, бестолковый, неумелый (главное определение, с которого начинается анализ). Потом это имя стало нарицательным.

– Сидит наш лемеле Вася и укоризненно смотрит на иголку. И думает: "Что же ты, такая-сякая иголка, не шьёшь?" А иголка лежит себе – и ни с места. Не шьёт– и всё тут! Очень трудная работа попалась ребенку: сама не делается. И тут Вася догадался: надо позвать С.Л. и сказать ей, что лемеле Вася не понял, как шить, Абсолютно ничего не понял. И тогда С.Л. всё за Васю сделает.

Смеются.

– Вижу, что сейчас найдутся ещё желающие свалить свою работу на других, поэтому мы с Васей вам покажем... фокус. Кто тоже не понял, как шить, слушайте Васю.

Вася работает и отвечает на мои наводящие вопросы.

– С чего начнёшь? Так, верно. Делай. Что дальше? Молодец. Следующая ступень? (И т. д.)

Сделали, показали ребятам. Получилось вполне прилично.

– А теперь скажи, я хоть раз подсказала тебе?

– Может, показала?

– Не-ет, – во весь рот улыбается Вася.

– Ты всё сделал сам, да ещё и другим объяснил? Так?

– Ага!

– Выходит, ты и знал, и мог сделать сам?

– Ну да!