Ряд волшебных изменений милого лица

- Потому что ты в данный конкретный момент работаешь на Манану и ее начальство. - Тяжелая, с толстыми ногами-тумбами, Манана ходила по студии в мягких растоптанных тапочках, вот и подкралась неслышно, хотя не ставила перед собой такой цели. Скорее, она бы сейчас охотно выполнила недосказанное последнее желание Стасика - про автомат, только прицелилась бы как раз в Стасика с Ленкой, а вовсе не в тех телеабонентов, что вызвали к жизни описываемую передачу. - Стае, я тебя не узнаю.

- Сумасшедший, да?

- Нет, дорогой, ты не сумасшедший, ты хуже: ты провокатор. Ты зачем про автомат сказал? Ты хочешь, чтоб меня уволили? Ты говорил, что все бездарны, - я молчала. Ты говорил, что они дуры, - я не вмешивалась. Я все писала! Ты со мной не первый раз работаешь. Нам с тобой хорошо было: ты меня понимал, я тебя понимала. - Манана, родившаяся и выросшая в Москве, говорящая безо всякого намека на акцент, когда волновалась, строила фразы так, что они выглядели этаким подстрочником-переводом на русский. - Я тебя просила: Стасик, дорогой, поговори о работе актера, расскажи о том, какая она очень трудная, объясни, что слава - ерунда, тактично поговори, как с детьми, не обижай их. А ты что?

- А я, Мананочка, не Песталоцци и не Макаренко. У меня иная специальность. И когда я сижу на приемных в институте, я от бездарей не скрываю, что они бездари.

Подала голос Ленка:

- Стасик, не заносись, я слыхала, как ты заливаешь. "Девушка, вам надо подумать о другой профессии, вы молоды, вы красивы, у вас все впереди, а у нас в вузе слишком высокие требования..." Ну и так далее. Поешь, как соловушка, только в ушко не целуешь. Хотя, может, и целуешь. Потом... Да с таким подходом любая поверит, что ее стезя не театральная.

- Я так говорил? - удивился Стасик.

- Точно так.

- Тогда я тоже бездарь. И трус. Но больше трусом не буду. Не нравится, что я сказал, - стирай, Манана. Я в твоей передаче не участвую. Я врать не хочу. Пока! - И пошел из студии.

- Догони его, - быстро сказала Манана Ленке. - Мне он не нравится. Всегда такой нормальный, а сейчас... Догони, успокой. Я позвоню.

Ленка кивнула, чмокнула Манану в усы и помчалась за Стасиком, пока он не пропал, не растворился в бесконечных и запутанных, как лабиринт, коридорах телецентра.

Манана, подбоченившись, действительно став похожей на бочку с ручками, неодобрительно смотрела им вслед. Быть может, прикидывала, кого пригласить на передачу вместо Стасика.

- Будем стирать, Манана? - через репродуктор спросили ее из аппаратной.

Манана повернулась к микрофону:

- Подождем пока. Подумаем... - Отошла в сторону, сказала вроде бы самой себе: - А вдруг именно такой передаче быть?.. Кто знает?.. Во всяком случае, не я...

Ленка догнала Стасика в холле перед лифтами.

- Пойдем вниз, кофе попьем, - предложила она.

Стасик глянул на часы: третий час уже, домой, как и предупредил Наталью, он не попадет.

- Лучше пообедаем.

- Уговорил.

От салата до компота полчаса пробежало. За эти полчаса у Стасика с Ленкой, посланной Политову в успокоение, состоялся разговор отнюдь не успокоительный.

Примерно такой:

- Допустим, Стае, ты прав, - сказала Ленка. - Сопли развешивать глупо и недостойно. Будем говорить правду, будем жить честно, ломать крылья мельниц. Красота! А как жить?

- Так и жить. Что, непонятно?

- Историю психа из Ламанчи помнишь?

- Надеюсь, "псих" - это неудачная гипербола, а, птица моя метафоричная?

- Парабола. Отвяжись... Помнишь или нет?

- Я пять сезонов играл этого, как ты изволила выразиться, "психа".

- И ничего не понял?

- В те годы я просто играл. Писали, что неплохо.

- Даже хорошо, кто спорит. Но ты сам говоришь: играл. А жить так нельзя.

- Я тебе напомнил Дон Кихота? Спасибо, птица, тронут. Но, увы, комплимента недостоин. Не заработал пока.

- А сегодня у Мананы?

- Что сегодня! Просто попытался честно сказать честную истину. Это не донкихотство. Это пародия на него.

- Кому нужна твоя истина? Именно эта, эта, я не имею в виду истину вообще.

- Птица, оказывается, есть истина вообще и истина в частности? Любопытно, любопытно... А что касается девочек и мальчиков, рвущихся в актеры ради мирской славы, так их надо крепко бить по рукам. Ради них самих. Ради истины вообще! Бить, а не уговаривать. Пардон за сравнение, но все эти телепередачи напоминают мне историю про некоего жалетеля, который рубил собаке хвост по частям - чтоб не так больно было, чтоб не сразу.

- Стасик, черт с ними, с юными маньяками. Я о тебе. Ты же превосходно умел идти на компромисс с истиной. Когда жизнь требовала. Заметь: я не говорю - против истины. Но на компромисс.

- Мне стыдно.

- И давно?

- Какая разница! Главное - стыдно. Я больше не буду.

- Не ломай комедию, ты не ребенок. Я серьезно. Ты что, решил вступить в ряды борцов за правду?

- Мне надоело непрерывно врать, птица. Театр для себя... Если хочешь, я устал.

- С каких пор, железный Стасик?

- Я не железный. Я гуттаперчевый. Это меня и губит. А так хочется быть железным! Как, знаешь, что? Как мой "жигуленок".

- Наташка сказала, что он сильно помят.

- Зато он летал, птица. И еще чуть-чуть плавал.

- Позавидовал "жигуленку"?