Ряд волшебных изменений милого лица

- В некоторой степени.

- Стасик, ты псих!

- Психи - люди вольные, бесконтрольные! Вот выправлю себе справку - и лови меня!.. Да, кстати, ты куда сейчас?

- Домой. Потом в театр. У меня "Ковалева из провинции".

- Оставь ключик.

- Ради бога! Но прости за наглость: как твоя Кошка сочетается с любовью к правде? Это театр для кого?

- Ах, птица ты моя мыслящая! Спасибо за информацию к размышлению. Я пораскину тем, что осталось у меня после полета над Москвой.

- Что осталось, то сдвинулось, - сказала Ленка вставая. - Ключ будет в почтовом ящике, как всегда. Чао!.. Да, тебя подвезти?

- Я теперь пешеход. Или не знала?

- Наталья сказала, но я, честно, не очень поверила. Надолго хватит?

- Посмотрим, - Стасик все сидел за пластиковым столом, снизу вверх глядел на Ленку хитрым голубым глазом, второй по обыкновению сощурил: утверждал, что так, в полтора глаза, ему собеседник понятнее.

И Ленка вдруг спросила:

- Стасик, а ты не притворяешься?

- В чем?

- Да во всем. В пешеходстве, в правдолюбии, в рыцарстве своем малиновом.

- Не понял.

- А ты подумай. - В голосе Ленки, до того озабоченном, вдруг зазвучала нахальная насмешка, будто что-то поняла Ленка, до чего-то додумалась, до чего-то, никому неведомого, и легко ей стало, легко и весело. - И я подумаю. Еще раз чао! - И постучала каблучками по линолеуму, скрылась в телелабиринте.

- Какао, - ответил Стасик в никуда, помолчал, потом серьезно сказал себе: - Я подумаю...

Из автомата внизу он позвонил Кошке и договорился встретиться у Ленки в пять часов. Кошка, правда, спросила:

- Ты за мной не заедешь?

- Не на чем.

- Что случилось?

- Леденящая душу история. Встретимся - доложу. И отправился, как некогда писали стилисты-новеллисты, утюжить московские улицы.

Кто-то умный сказал: литература не может копировать жизнь. Литература отражает ее, но и дополняет; так сказать, реставрируя, обогащает. Придуманное ярче увиденного...

Наверно, это верно, простите за идиотский каламбур. Но что делать прозаику, если его герой вдруг попадает в абсолютно банальную ситуацию? Описывать - стыдно, коллеги по жанру упрекнут в отсутствии фантазии. Не описывать - нельзя, поскольку ситуация здорово "работает" на характер героя... Альтернатива ясна: описать, но как можно короче, буквально в несколько абзацев, как недавно, историю с подъемом из воды политовского "жигуля".

Было так. Шел Стасик в элегантных - сухих! - мокасинах по Красноармейской улице, засунув руки в тесные карманы вельветовых штанов, расстегнув до пупа рубашонку - по причине африканской жары чуть ли, как и Политов, не сошедшего с ума сентября. Шел он себе, насвистывал мелодийку из репертуара ансамбля "Дюран, Дюран", ни о чем не помышлял - весь в ожидании встречи с Кошкой - и вдруг в районе аптеки узрел двух юных граждан, возможно, тех, кто спрашивал у телеманан совета, как стать актером. Два будущих созидателя общества, похоже, ровесники Ксюхи или чуть помладше, выясняли отношения с девушкой того же возраста, выясняли громко, не обращая внимания на публику, и малоцензурные выражения сильно покоробили поющую в данный момент душу Стасика.

Претензии к подруге звучали примерно так:

- Что ж ты, трам-та-ра-рам-пам-пам, ушла вчера с этим та-ра-ри-ра-ру-ра-ра, повидла гадкая?

И вроде бы даже собирались врезать изменившей подруге в район глаза.

А народ шел мимо и делал вид, что эти трое из народа вышли, как поется в старой хорошей песне, и уже не имеют к нему никакого отношения. А посему любое вмешательство извне алогично.

А Стасик так не считал. Сегодня. Еще вчера он тоже прошел бы мимо, не задев молодежь отцовским советом, а вернее, даже проехал бы, не заметив конфликта, по причине высокой скорости отечественных легковых автомобилей. Но, повторяем, сегодня его что-то подтолкнуло к компании, и он, вынув на всякий случай руки из тесных карманов вельветовых штанов, сказал именно по-отечески:

- Поспокойнее нельзя, сынки? Люди кругом, дети... Вроде он не за девушку беспокоился, вроде он за окружающих детей волновался, за их несформировавшийся лексикон.

- Вали отсюда, старый! - на миг обернувшись, бросил Стасику один из ребяточек.

И определение "старый" весьма покоробило обидчивого Стасика.

Он резко взял парнишек за шиворота ковбойских рубашек - на первый взгляд фирмы "Рэнглер": не слабо одевались мальчики! - рванул на себя и резко сдвинул их крепкие лбы. Лбы стукнулись, как бильярдные шары, издав звонкий костяной звук. Парням, этого не ожидающим, стало больно, и один, извернувшись, ухитрился вмазать Стасику по скуле. Мухи не обидевший Стасик, не любящий вмешиваться в уличные конфликты, наблюдающий жизнь из окна личного авто, вдруг оказался в ее гуще и понял, что там, в гуще, тесно, там иногда даже бьют...

И от всей души, до сих пор поющей нечто из репертуара ансамбля "Дюран, Дюран", Стасик рубанул парням ребром ладони по мощным шеям, рубанул по очереди, но практически не задержавшись, а ладошка у Стасика, отметим, была хорошо набита долгими тренировками.

Шеи не выдержали...