Рядом с Фрунзе

Когда товарищ Фрунзе ушел, свободные от наряда бойцы отправились осматривать станцию. Они всегда делали так, когда во время остановок имелось свободное время.

Вдруг интернационалисты услышали, что поблизости играет духовой оркестр. Они спросили одного железнодорожника, где и по какой причине этот концерт.

— Там на площади — парад. Да еще какой, торопитесь, если хотите посмотреть!

Охранники поблагодарили железнодорожника и поспешили на площадь. Они увидели ее сразу, как только вышли из здания вокзала. Ноги чуть ли не приросли к земле — настолько захватывающим было зрелище.

— Замечательные солдаты! — воскликнули восторженно Шабори.

— Ничего подобного я никогда не видел! Парад ночью!—подхватил Декани.

Шарк зи и его бойцы стояли молча, вытара-

в от изумления глаза.

Действительно, зрелище было необычайным. Огромная площадь, покрытая белым снежным покрывалом, тридцатиградусный мороз, полночь, а тысячи красноармейцев, освещенные сотнями горящих факелов, в стройных колоннах проходят торжественным маршем. Замыкал шествие отряд кавалеристов-черкесов.

После парада началась церемония производства в красные командиры. Это был первый выпуск Оренбургского училища комсостава.

Парад и торжественная церемония выпуска продолжались целых два часа. А когда край неба начал алеть, спецпоезд, покинув Оренбург, уже мчался дальше, по направлению к Ташкенту.

Местность, по которой несся поезд, была очень живописна. Туннель сменялся туннелем, вдоль железнодорожной насыпи как змея извивалась скованная льдом река. Грохот мчащегося поезда подхватывало многоголосое эхо, откликающееся в уходящих к небу Уральских горах. Грозное и чарующее зрелище представляет собой гряда Уральских гор, разделяющих Европу и Азию.

Любуясь видами Урала, бойцы радовались, что им довелось побывать в этих краях. А поезд, пыхтя и отдуваясь, карабкался все выше и выше по извилистым путям.

Первой крупной станцией после Оренбурга был Актюбинск. На широком перроне толпилось много народу. Здание вокзала с толстыми

бастионными стенами было похоже на старинную крепость.

В Актюбинске пришлось позаботиться о дровах. Остались такие поленья, которые невозможно было засунуть в топку паровоза. Восемь человек принялись пилить дрова, четверо подносили поленья, а еще четверо относили распиленные дрова на паровоз. На все это ушло полных два дня. Работали по сменам.

— Товарищи! Поживее, а то мы никогда не управимся. Уж не хотите ли вы до весны пилить здесь дрова?—подгонял Агоштон бойцов.

— Что касается весны, то она здесь неплохая. Я таких красивых девчат видел... Словом, я охотно бы стал их телохранителей, — сострил Геза Кабаи.

— Посмотрите-ка на него! У него только девчата на уме! А с нами тебе, пожалуй, скучно, а?

— Этого я не могу сказать, но если дела и дальше пойдут так же хорошо, товарищу Фрунзе скоро не потребуется никакой охраны. Еще несколько стычек — и белых поминай как звали. Думаю, приятно будет поглядеть на последнего богатея.

— Насколько я тебя знаю, ты не любишь правду. Как только с тобой будет жить будущая жена? Как ты ее прокормишь, если не можешь даже распилить полено, витязь?

— Зря болтаешь. Тебя все равно не пойду просить. Что ни говори, а я видел в этих краях много красивых девчат.

— Но ни одна из них на тебя даже не взглянула, ты неудачник.

— Зато с тебя они глаз не сводили, дз?

Уметь пилить дрова — еще не значит уметь ухаживать за девушками.

Так, подтрунивая друг над другом, бойцы продолжали работу. К ним подошел Фрунзе с женой, которая переезжала вместе с ним в Ташкент.

— Хочешь немного помочь?—обратился Фрунзе к жене.

— Не возражаю, давай попробуем.

Она взялась за пилу и начала пилить. Сначала пила шла тяжело, скакала, затем все ровнее и ровнее, глубже вгрызаясь в полено. Оба постепенно увлеклись работой. Разогревшись, жена Фрунзе сняла шарф, потом пальто. Супруги работали весело, подбадривая друг друга.

Когда надо было поднять большое полено, Фрунзе с улыбкой обратился к бойцам:

— Как это вы говорите? Хорунк! — сказал он по-венгерски и рассмеялся.

Более трех часов проработали Фрунзе и его жена вместе с бойцами.

Через несколько дней пути паровоз сменили: старый не был подготовлен к поездке по Туркестану. Новый паровоз был меньшего размера, зато хорошо приспособлен для пробега по пустыне. Он-то и домчал состав до Ташкента.

Крупными хлопьями повалил снег. Воздух кристально чист. Термометр показывает не более 10—12 градусов мороза. Для русской зимы это тепло. Улица словно покрыта белым пушистым покрывалом. Звенели санки; если случалось, что двое саней бежали рядом, лошади бросались вскачь. Люди в меховых шапках сновали по улицам.

Бойцы охраны ходили по городу, заглядывали в лавки, любовались шумной суетой большого незнакомого города, и не в последнюю очередь красивыми туркестанскими девушками. По обеим сторонам улиц — многоэтажные старомодные дома.