Рядом с тобой

– Не стоит, лучше отдохни.

– Нет-нет, – Галка отрицательно затрясла головой, – я провожу вас.

– Хорошо. – Дядя Абу усадил Галю на заднее сиденье и дал водителю три рубля.

Вечером позвонил Салман.

– Я так рада, что ты позвонил, давай завтра сходим куда-нибудь, – предложила Галя.

– Не получится.

– Почему?

– Я уезжаю домой.

– Как?! – невольно вырвалось у нее. – Я думала, мы будем вместе. Пожалуйста, не уезжай!

Пауза.

– Я поговорю с отцом.

– А ты можешь сейчас приехать? Я бы вышла…

– Не могу, я звоню из гостиницы, буду здесь ночевать.

Тетка так из своей комнаты и не выглянула. Галя до полуночи сидела в кухне, глядя в окно и размышляя, как теперь все сложится, но так ни до чего и не додумалась, потому что от нее ничего не зависело, она ничего не решала. Стараясь не шуметь, она поставила раскладушку и легла. Она долго не могла заснуть, плакала, ей было страшно от того, что папа под землей и она больше никогда его не увидит. И еще ее пугало будущее – на душе вдруг заскребли кошки, и она засомневалась, что Салман ее никогда не оставит и она может на него рассчитывать. Она засыпала тревожным, прерывистым сном, часто вставала в туалет, а под утро провалилась в глубокий, но по-прежнему тревожный сон, и ей привиделся товарный поезд, длинный-предлинный, на таких поездах в Бендеры привозили лошадей. Знакомый папы работал стрелочником и сообщал, когда привезут. Папа брал Галю, Юрку и других детей и вел на вокзал смотреть, как лошадок выводят из вагонов. Вот такие вагоны сейчас проносились мимо Гали, стуча колесами, а она стояла на насыпи и ждала – она знала, что в одном из них едет папа. И вдруг отец окликнул ее. Галя бросилась за вагоном, крича, размахивая руками и вглядываясь в решетчатые узенькие окошки под крышей.

Она видит папу, он улыбается, высовывает руку и машет ей.

– Папа, не уезжай! – кричит она и бежит за поездом по рельсам.

– Доча, осторожно! – слышит она и оборачивается.

На нее мчится другой поезд. Мчится бесшумно, не сигналит. Она хочет убежать, а ноги по колено увязли в щебне, насыпанном между шпал. Еще мгновение, и поезд убьет ее…

Она вскрикивает и просыпается. На часах половина девятого. Тетка уже ушла. Пахнет растворимым кофе. Галка кофе не пьет, она пьет черный байховый чай, который они с папой привезли из спецмагазина для инвалидов войны.

Она приехала на вокзал раньше дяди Абу и Салмана. Увидев их, она поняла, что Салман уедет, – он прятал глаза. Прощаясь, дядя Абу обнял Галю:

– Если что будет нужно – напиши. Что смогу – сделаю.

И тут она выпалила:

– Дядя Абу, пожалуйста, пусть Салман останется, мне очень тяжело, я не знаю, что делать…

Некоторое время дядя Абу смотрел на нее, не мигая, а потом сухо произнес:

– Салмана ждет мать. Всего хорошего, – кивнул и вошел в вагон.

– Я приеду двадцать восьмого. – Салман смотрел себе под ноги. – Давай встретимся двадцать девятого у памятника Шевченко в семь вечера.

– До двадцать девятого еще дожить надо, – растерянно ответила Галка.

– Доживем, – бодро сказал Салман и последовал за отцом.

Приказ о зачислении вывесили двадцать четвертого августа. Галя прочла свою фамилию и помчалась домой. Вечером сказала тетке. Наталья села в кресло, закинула ногу на ногу и холодно произнесла:

– В этом не было сомнения. Вот что, ты теперь прописана в Кочетке, у дальней родственницы.

– В Кочетке? Зачем? – недоумевающе спрашивает Галка.

Тетка брезгливо морщит нос:

– Я выписала тебя из моей квартиры.

– Выписали? Зачем?

– Эта квартира моя, и ты не имеешь на нее никакого права. Ты должна уехать.

Глядя на ее затейливую прическу, Галя некоторое время собиралась с мыслями, а потом бросилась в кухню, к пеналу. Паспорта на месте не было.

– Где мой паспорт? – спросила она, вернувшись в гостиную.

– Вот он. – Паспорт уже лежал на журнальном столике перед теткой.

Галя пролистала странички – на следующий день после похорон ее выписали из квартиры, и теперь она прописана в поселке Кочеток, на улице Первого Мая, дом 12.

– Кто живет по этому адресу?

– Я же сказала, твоя дальняя родственница.

– Только моя? Она же и ваша родственница, – ехидно заметила Галя.

Тетка скривилась, будто проглотила что-то кислое:

– Не умничай, она очень старая. Когда она умрет, дом останется сыну, и уже от него будет зависеть твоя судьба.

От этих слов у Гали потемнело в глазах и она сжала кулаки.

– Запомните раз и навсегда, – с едва сдерживаемой яростью прошипела она. – Моя судьба ни от кого и никогда не будет зависеть. – Она чувствовала, как немеет лицо, как дрожат ноздри и щеки. – Я сама построю свою жизнь так, как захочу!

– Строй, – с усмешкой парировала тетка.

Глядя на ее напыщенное, самодовольное лицо, Галя одним движением сбросила с журнального столика лампу, над которой тетка тряслась больше всего, называя ее «Тиффани», – тогда Галя еще не знала, что это за лампа. Стеклянный колпак рассыпался по «дворцовому» паркету множеством разноцветных стеклышек.

– Вон! – Тетка вскочила на ноги и заорала подобно сирене пожарной машины.

– Никуда я не пойду! Отдайте мои деньги! – Галя сжала кулаки.

Сирена захлебнулась:

– Какие деньги?!

– Папины!