Рядом с тобой

Никого Галя против себя не настраивала. Так уж получилось, что в элитную школу, на Рымарской, Галя в первый же день надела сапоги-чулки и тоненькую французскую шубку – таких у Сурэна было всего две, и мама одну успела выхватить. Хоть и начало апреля, но погода была прохладная.

В Харькове люди одевались хуже, чем в Минске и даже в Березино. Когда она шла по улице, многие оборачивались на ее брючные костюмы, пошитые на заказ из добротных тканей, на свитера и кофты, тоже связанные на заказ. На платья из тончайшей шерсти, льна, натурального шелка, на приталенную французскую синтетическую шубку «под леопарда», вызвавшую в школе сильнейшую волну ненависти. А уж какую зависть вызвало ее белье, увиденное одноклассницами, когда она переодевалась к уроку физкультуры! Но все это детский лепет по сравнению с реакцией на сапоги-чулки.

Приходит она в восьмой класс, садится за парту, заходит учительница – копия царица Клеопатра: глаза подведены, волосы цвета воронова крыла, в кримпленовом костюме, руки в кольцах, в ушах огромные серьги, на ногах сапоги-чулки. Похуже, чем у Гали, – Галкины лаковые, в обтяжку, а у той какие-то матовые, ногу не облегают. Училка обводит взором класс и останавливается на Галке.

– У нас новенькая, – утвердительно говорит она, ее голос звучит явно недовольно.

Галя поднимается:

– Гармаш Галина.

– Откуда ты приехала?

– Из Белоруссии, из села под Минском.

– Все понятно, – с нескрываемым злорадством говорит учительница и смотрит, прищурившись, будто Галка не человек, а блоха. – В деревне тебя не научили, что нужно брать с собой сменную обувь?

Волосы, стянутые резинкой в конский хвост, зашевелились – не от ужаса, а от негодования, губы постепенно немели.

– В селе меня научили брать сменку, когда идет дождь. – Галка представила себе, что училка тоже блоха.

Наверное, у нее это получилось, потому что училка моргнула и взгляд ее стал жестким.

– Завтра без сменной обуви ты в школу не войдешь! – Губы учительницы вытянулись в ниточку.

– Хорошо, – кротко ответила Галя и села.

На перемене одноклассница обозвала ее деревенской дурнушкой. Остальные подобострастно заржали. Галя даже головы не повернула – она уже привыкла, что здесь ее ровесницы красят ногти, брови, ресницы, даже губы, и она на их фоне действительно дурнушка. На следующее утро Галя пришла в школу со сменной обувью – с туфлями на платформе. Клеопатра на какое-то время потеряла дар речи, фыркнула и начала урок. На перемене Галю вызвали к директрисе.

– Тебе еще рано носить такие туфли.

– Моя мама так не считала, она купила их еще в прошлом году.

– Что ж, тогда завтра пусть ко мне придет твой папа.

Папа пришел. Галка осталась за дверью, но все слышала – папа посоветовал директрисе следить за другими ученицами, которые размалеваны, как шлюхи в борделе, а к его дочке лучше не приставать, она хорошо учится и одевается так, как он считает нужным, и пусть кто-то попробует занизить ей оценки, он до Москвы дойдет! Лучше б папа так не говорил – учителя объявили ей войну. Ее вызывали по пять раз подряд в надежде поймать на невыученном уроке. Но не поймали. И отстали.

А вот одноклассницы не отстали. Больше всего Галю цепляла комсорг по кличке Купа – фамилия Купченко. В Купе было то, чего Галя, сельский ребенок, еще не видела, – жажда командовать и быть в центре внимания. Даже у «инкубаторских» этого не было. Очень похожая на хорошо откормленную таксу с поросячьими глазками и скошенным подбородком, Купа везде совала свой нос и обо всем докладывала Клеопатре. За ней ходил преданный табунчик одноклассниц: когда надо – ржал, аплодировал или презрительно фыркал. Галке они мстили за то, что она их в упор не видела и «ходила сама». И вот во время большой перемены, косясь на Галю, стоящую неподалеку, Купа «заводит пластинку».

– Как можно жить с такими ногами? – бросает Купа в пространство. Табунчик подобострастно ржет и фыркает. – Моя мама танцевала в ансамбле «Жок», у нее очень красивые ноги.

– У тебя мамины ноги! – Табунчик бьет копытцами.

– Разве это туфли? Мой папа… он генерал, обещал прислать из Москвы французские, а не какой-то там дерибас.

Галя не шевелится. Облокотившись о подоконник, она пялится в окно и со скукой думает, что будет дальше.

– Летом я поеду в Москву. Я говорила, что окна бабушкиной квартиры выходят на Красную площадь, прямо на Мавзолей?

– Твоя бабушка живет в ГУМе? – с иронией спрашивает Галя, не поворачивая головы.

И тут случается непредвиденное: Купа бросает подружек, забирается на парту, одиноко стоящую тут же, в коридоре, и, приняв ораторскую позу, выдает:

– Мой отец работает у Брежнева! Я не такая, как все, я из особой семьи!

Такой паранойи Галка еще не видела. Наверное, школа тоже не видела, потому что до странного быстро обмякшую Купу две подоспевшие учительницы под руки сняли с парты и куда-то повели.

– А мой отец учил летать Василия Сталина, он дружит с Маресьевым и еще кучей людей из Кремля, и Шульженко знает, – спокойно говорит Галка табунчику, и одноклассницы, испуганно топая по паркету, натертому мастикой, валят в класс.